— На улицах никого не было, сударь, ни одного пьянчуги даже, ни одного жандарма, совершающего обход. Я не видела ни одной живой души до тех пор, пока не дошла до порта. Огни вдоль причала почти все погасли из-за ветра. И вот тут-то я и увидела человека на коленях. Поначалу я подумала, что он, должно быть, молится, как и я это делаю. И все-таки, по правде говоря, не время и не место было для коленопреклоненных молитв. Только-только начинал брезжить рассвет, то есть наступила самая холодная часть ночи. Когда я подошла поближе, сразу поняла, что что-то тут неладно. И почуяла, что здесь пахнет Злом.

Она сморщила нос, обнажив ряд зубов жемчужной белизны.

— Что вы имеете в виду? Запах чего вы почувствовали?

— Запах серы, пламени. Запах Сатаны…

Внезапно Ростова запнулась, дернула носом, стала принюхиваться, оглядевшись по сторонам, так, словно вновь ощутила первые признаки этого адского аромата. Она играла, и играла неплохо. Подобная шлюха способна поймать в сеть и не такого несчастного простака, как Люблинский!

— Не тратьте попусту мое время, — предупредил я ее. — Просто и без прикрас расскажите то, что вы видели.

— Мужчина был мертв, сударь.

— Вы почувствовали запах Зла. Мужчина был мертв, и тем не менее вы подошли к трупу. Почему вы первым делом не позвали на помощь?

Несколько мгновений Ростова пристально смотрела на меня.

— Мертвецы — это нечто особое, — пробормотала она наконец, чувствовалось, что она испытывает по отношению к мертвым суеверный страх. В то же время казалось, что она упорно пытается прочесть мои мысли. — Впрочем, не мне вас учить, сударь. Вы сами знаете. Не так ли? Мертвые… вы видели трупы. Тела мертвецов пребывают в нашем мире, а души уже бродят в другом. Вы знаете, знаете, я вижу…

— Одно мгновенье драматург, а в следующее уже поэт, — заметил я, снова прервав ее. И более резко и грубо добавил: — Скажите мне, что вы похитили с трупа.

Ростова повернулась к Люблинскому.

— Будь ты проклят! — воскликнула она.

Я схватил ее за волосы и резким движением повернул к себе.

— Мне придется поместить вас в тюремную камеру, если вы будете упорствовать! — крикнул я.

— Вы все равно отправите меня в тюрьму, — огрызнулась повитуха, — но он будет гореть в адском огне. Ублюдок! Я сама попрошу Сатану…

— Да забудьте вы своего Сатану! — крикнул я, дернув Ростову за волосы так, что она взвизгнула. — Что вы взяли с мертвого тела?

Она сжала зубы, взглянула на меня и прошипела:

— Он торчал у него в голове сзади. Кинжал, болтавшийся в воздухе. По крайней мере мне так показалось. И только потом я поняла, что это такое на самом деле.

— Продолжайте.

— Оставьте меня! Отпустите! — еще раз взвизгнула Ростова, схватив меня за запястья и пытаясь освободиться. — Я вам все расскажу, сударь. Честное…

Я отпустил повитуху, и она перевела взгляд на меня. Гнев и злоба, которые она только что устремляла на несчастного Люблинского, прошли. Казалось, ее охватил какой-то неописуемый ужас, от которого она даже в размерах уменьшилась.

— Самый могущественный из всех талисманов, — прошептала Ростова. — Тот человек был мертв, орудие смерти торчало из его тела, но не было ни одной капли крови. Ни одной, сударь. Совсем не было крови. Кто мог такое совершить, если не сам дьявол? За минуту до того я призывала Бога. А ответил мне Сатана. Это был знак. Дьявол хотел, чтобы я нашла тело, хотел показать мне свою власть над Жизнью и Смертью. Чтобы в ту ночь родился здоровый ребенок, нужно было у кого-то отнять жизнь. Колесо вращается. Передо мной был символ власти дьявола. Дар Сатаны. И я его приняла.

— Вы не сообщили в полицию?

Женщина пожала плечами, затем перебросила копну серебристых локонов с одного плеча на другое и сверкнула глазами в мою сторону.

— «Дьявольский коготь» был предназначен для меня, — ответила она. — Пусть другие находят то, что предназначено для них.

— Но преступления продолжались, — возразил я. — И вы знали, что полиция разыскивает орудие убийства.

Ростова бросила взгляд на Люблинского.

— У меня были другие заботы.

— А ему вы сообщили, — заметил я. — Вы воспользовались теми силами, которыми, по вашим словам, обладал «дьявольский коготь», чтобы помешать Люблинскому в исполнении его обязанностей. Вы пообещали вылечить ему лицо? Верно?

В ответ Анна Ростова расхохоталась презрительным смехом:

— Для него красота была гораздо важнее правосудия. Я рассказала ему о находке. И он сам решил никому об этом не сообщать. Спрашивайте с него. Пусть сам разбирается с вами и со своей совестью.

— Покажите мне то, что вы взяли с тела, Анна.

Она неуверенно взглянула на меня:

— Поверьте мне, сударь…

— Принесите! — резко произнес я.

Я подошел и склонился над ней. И сразу же Ростова странным образом преобразилась. Выражение покорности уступило место обольстительной улыбке. Она слегка коснулась пальцами обнаженной белой кожи своих грудей, попытавшись ослепить меня еще одной белоснежной улыбкой, в которой только слепой не заметил бы лукавства.

Она встала, наклонившись ко мне.

— С вашего позволения, — прошептала Ростова мне на ухо.

Ее волосы коснулись моей щеки. Казалось, от них исходила какая-то особая энергия. Затем она удалилась в самый темный угол комнаты и исчезла за безвкусно яркой занавеской. Мы с Кохом обменялись взглядами. Мы слышали, как она в чем-то роется, до нас доносились ее проклятия. Через несколько минут она вновь возникла перед нами в бледном круге света, держа что-то в руках. Подобно весталке она поклонилась и положила сверток мне в руки. Если у материи, в которую был завернут предмет, и был когда-то какой-то определенный цвет, теперь он полностью исчез. Ее покрывали только отчетливые пятна плесени.

Чтобы развязать нитки, мне пришлось снять перчатки. Внутренние складки материи тоже были в отвратительных ржаво-коричневых пятнах. Разворачивая материю, я нервничал настолько, что у меня даже начала заметно подергиваться щека. И вот наконец я держу орудие убийства в руках. Восемь дюймов длиной, цвета кости, прямой и изящный, не похожий ни на одно орудие убийства, виденное мною до сих пор. Я передал его Коху, а тот поднес к свету, словно окаменелость какого-то экзотического животного.

— Иголка, сударь, — сказал сержант, прежде чем вернуть его мне. Сержант был, как всегда, предельно рационален и практичен. — Ушка нет. И кончик отломался.

Я повертел странный предмет в руках. Вот то самое оружие, которое на протяжении уже столь долгого времени терроризирует весь город. И не могло быть никаких сомнений, что осколок, который демонстрировал мне Кант, был его обломанным концом. Найди вы такое в женской рабочей шкатулке, не обратили бы на него никакого внимания. Но в горле у мертвеца оно приобретало устрашающую силу.