— Я бы на твоём месте не торопился, — словно человеку, угрожающе объявил ему Нефёдов.

Ворон презрительно взглянул на незадачливого ловца, раскрыл клюв, явно собираясь что-то с сарказмом ответить, и вдруг издал громкий изумлённо-испуганный «Ка-ар!».

Открыв глаза, Игорь не сразу осознал, что происходит. А потом сообразил, что доселе неуловимый Жорик наконец-таки угодил лапой в роковую петлю, и теперь с громкими криками бьётся в решётке окна. Сверху на узника летели перья, завязанная на его запястье сигнальная верёвка от ловчей петли постоянно дёргалась, как леска с пойманной рыбиной на конце. Игорь рванул на себя скрученную из нескольких ниток верёвку, стараясь прижать птицу к решётке, и бросился к окну. Он даже успел схватить рукой край блестящего чёрного крыла. Отчаянно хлопая вторым крылом, сильная птица резко дёрнулась от человека. Самодельный самолов, удерживающий её за ногу, не выдержал и оборвался. Ворон слетел с карниза. Откуда-то из-под стены беспрерывно неслись его громкие сердитые причитания.

У Игоря в руках остался ком пуха и перьев. Чудовищное разочарование! У Нефёдова-младшего было такое чувство, будто ему только что зачитали официальный приговор о пожизненном заключении. Как бы он ни пытался уговорить себя, что вся эта история никак не может отразиться на его судьбе, что-то внутри подсказывало, что только что он выпустил из рук свой последний шанс обрести свободу…

Примерно с этого момента пленного лётчика перестали водить на допросы. О нём словно забыли. Вскоре его перевели в другую камеру, гораздо хуже прежней. Полуподвальное помещение имело крошечное оконце под самым потолком почти на уровне земли. Из этого сырого каменного мешка, куда едва просачивался солнечный свет, его прежнее обиталище показалось узнику не таким уж плохим. Но главное, он ясно осознал, что со временем неминуемо будет заживо похоронен, как тот страшный косматый безумец из склепа под лестницей.

Время как будто остановилось за этими толстыми стенами, сложенными из гигантских валунов. Похоже, узников в тюрьме содержалось немного, или же стены были настолько толстыми, что сквозь них не могли пробиться голоса обитателей соседних камер. Поэтому любой скрип открывающейся соседней двери или звук шагов проходящего по коридору надзирателя становился событием. Единственное доступное Игорю развлечение заключалось в том, чтобы сильно подпрыгнув, ухватиться руками за толстые прутья расположенного под самым потолком крохотного оконца, немного подтянуться и жадно вдыхать свежий воздух отныне недостижимой свободы. Если повезёт, то можно было также поглазеть, пока хватало сил в руках, на ботинки изредка проходящих по тюремному двору людей, воображая, как могут выглядеть их обладатели. А какое это было блаженство — чувствовать на своём лице солнечный лучик! В тюрьме понятие о роскоши кардинально меняется.

Надзиратели давно стали единственными людьми, чьи лица он видел. Их было двое, морщинистых чернокожих служак, работающих всегда бессменно в паре. Возможно, они и были когда-то молоды, то есть согласно законам природы так оно и было. Вот только Игорю трудно было представить тюремных стражей цветущими парнями. Престарелые ключники настолько удивительно вписывались в мрачную атмосферу старой цитадели, что как будто являлись естественной частью её многовековых стен.

Утром к Игорю приходил один из тюремщиков — неразговорчивый и угрюмый. Он ставил на пол ведро с чистой водой для умывания и питья, а также миску с похлёбкой, рядом клал кусок ячменной лепешки, деревянную ложку. А уходя, что-то сердито бормотал себе под нос, забирая туалетное ведро.

Его напарник приходил вечером. Он казался Игорю более дружелюбным. Иногда в его взгляде даже появлялось что-то похожее на сочувствие к молодости, обречённой заживо сгнить в этом каменном мешке. Казалось, этот второй надзиратель даже не прочь переброситься парой слов с чужестранцем. Впрочем, день за днём он ограничивался только короткими дежурными вопросами на ломаном французском языке.

А между тем жизнь узника уныло «капала» чередой однообразных серых дней. Даже цирюльник не был вхож в эти мрачные стены. Несчастный узник постепенно превращался в заросшего, дурно пахнущего оборванца. Но самое страшное, что в нём угасала надежда. Отчаяние сковало его душу не сразу. Вера уходила из него постепенно, а с ней молодого сильного парня покидала жизненная сила…

Заключённым не полагались прогулки. Всё время Игорь проводил в кишащей насекомыми крохотной каморке площадью пять на шесть шагов. И всё-таки первое время заключения, несмотря на весь ужас своего положения, молодой пленник старался не терять надежду. Нет, он не тешил себя мыслью, что советские дипломаты поднимут на весь мир шумиху, требуя освобождения своего пилота. В большой политической игре, особенно если она ведётся по далеко не стерильным правилам джентльменства, от собственных шпионов и диверсантов, которым не хватило мужества раскусить запломбированную в зуб капсулу с ядом или поднести пистолет к виску, обычно спешат отказаться. Ведь в эту страну советские лётчики прилетели с, мягко говоря, специфической миссией — уничтожить её президента.

Так что надежды на то, что великая держава вспомнит о своём пропавшем солдате, у Игоря не было. Уповать можно было только на себя. Поэтому первые недели и месяцы заключения Игорь проводил время, изобретая самые фантастические планы побега. Главный и самый реальный его план состоял в том, чтобы однажды напасть на престарелого надзирателя, отобрать у него ключи и попробовать отыскать выход на свободу в хаотическом нагромождении лестниц и коридоров. Когда Игоря только привезли в тюрьму, он не заметил на её стенах вооружённых охранников. Маленькие деревянные ворота доставившим пленника солдатам открыл старый привратник. Было даже странно, что охрану заключённых доверили пенсионерам. Впрочем, Игоря не интересовали особенности кадровой политики тюремного начальства. Для него было важно подготовить себя к броску из этой богадельни.

Каждое утро узник начинал с комплекса физических упражнений, доводя себя приседаниями, подтягиваниями на прутьях решётки и различными отжиманиями до состояния полного изнеможения.

Чтобы укрепить в себе веру в возможность задуманного, Игорь постоянно твердил про себя, что справится, что он просто обречён на успех: «Я редкий везунчик! Мне под силу совершить даже невозможное». Приёмам аутотренинга Игоря Нефёдова научили во время прохождения тренировочного курса выживания для лётчиков в специальном учебном центре ВВС в Судаке.

Параллельно пленник изобретал всевозможные ритуалы на удачу, повсюду искал хорошие предзнаменования. Уж больно зыбкой была почва, на которой узник строил план побега. История с вороном нанесла первый мощный удар по его вере, но не последний.

В один далеко не прекрасный день его неожиданно заковали в железо, как во времена Средневековья. По камере Игорь теперь передвигался, звеня тяжёлой ржавой цепью и таская за собой большое металлическое ядро весом килограммов в семьдесят. Звук волочащейся по полу цепи способен был вывести из себя даже самого уравновешенного человека. Оковы с него не снимали даже на ночь. Парня сильно донимал проклятый браслет кандалов! Он был выкован и заклёпан по всем правилам кузнечного искусства. Все попытки Игоря освободиться от оков закончились неудачей. Их невозможно было снять самостоятельно без слесарных инструментов. Бежать же с таким грузом было невозможно.