— Нет, от этого не будет никакого толку — разве только сжечь хижину вместе с женщиной. Ибо призрачный демон гнездится внутри её!

Все заахали. Да уж, произвести впечатление Целитель умел. Я вполне мог представить его на сцене в ярмарочной комедии с picaros; уж он-то сумел бы повергнуть публику в трепет, возглашая, что жизнь есть сон...

— Тласольтеотль спрятала эту тень в тебе, — пояснил он вдове. — Нам нужно выманить её оттуда, чтобы она не могла вернуться и мучить тебя.

Целитель велел касику развести костёр, потом завёл женщину в хижину. Я последовал за ними внутрь, из местных жителей он не пустил никого, кроме касика.

— Ложись на кровать, — велел Целитель женщине.

Когда вдова легла на спину, он опустился на колени рядом с ней и начал напевать что-то больной на ухо, всё громче и громче.

Его рот приближался всё ближе и ближе к её уху, и вот уже губы стали задевать уши женщины. Глаза у неё были широко открыты, и бедняжка застыла в страхе, как будто ожидала, что и Целитель взгромоздится сейчас на неё, на манер призрака покойного мужа.

И тут старик медленно отодвинулся от её уха, всего на пару дюймов, но достаточно, чтобы мы с касиком увидели, как он достаёт змею из уха больной и кладёт её себе в рот.

Целитель подошёл к очагу и постоял там некоторое время, держа извивающуюся змейку перед собой и хриплым шёпотом произнося заклинание на незнакомом мне языке. Это совершенно точно был не науатль: верно, то был тайный язык чародеев, известный лишь посвящённым.

Затем старик бросил змейку в огонь, и пламя окрасилось в зелёный цвет. Пока Целитель распевал над огнём свои непонятные заклинания, я думал о том, показалось мне или нет, что перед этой самой зелёной вспышкой он незаметно кинул в огонь щепотку какого-то порошка.

Наконец, вспотевший и дрожащий от возбуждения, он повернулся к страдалице и заявил:

— Женщина, я покончил с демоном, насиловавшим тебя каждую ночь, сжёг его в огне. Он уже не сможет вернуться, Тласольтеотль больше не имеет власти над твоей жизнью. Сегодня ночью ты будешь спать хорошо и спокойно, и никогда больше тебе не придётся опасаться призрака.

Получив плату, горсть какао-бобов, Целитель повёл нас обратно к дому касика, где все снова закурили трубки и пустили по кругу кувшин с пульке.

Старики всё ещё продолжали обсуждать чересчур женолюбивое привидение, когда в деревню въехали всадники. Заслышав конский топот, я чуть было не пустился бежать, но взгляд Целителя приковал меня к месту. Он, конечно, был прав — лошадь мне всё равно не перегнать.

Всадников оказалось трое. Испанец, ехавший на коне и одетый приблизительно так же, как давешний, гнавшийся за мной надсмотрщик, и двое на мулах: индеец и негр. Одеты и тот и другой были лучше, чем обычные пеоны или рабы, — как я понял, они занимали более высокое положение, чем простые vaquero.

Сомнений в том, что эта троица охотится за мной, не было. Вместо того чтобы просто проехать через деревню, они внимательно осматривали всё вокруг.

Когда всадники остановились рядом с нами, касик встал, чтобы поприветствовать их. Индеец на муле ответил на его приветствие и обратился к нам всем на науатль:

— Видел кто-нибудь из вас мальчика-метиса лет четырнадцати-пятнадцати? Он должен был проходить здесь вчера или позавчера.

Я буквально заставил себя слегка поднять голову и посмотреть на индейца и мула. Шляпа у меня была надвинута на лоб из-за яркого солнца, и я заслонил глаза рукой в надежде скрыть часть лица. Если что и осталось на виду, то мой распухший нос, никак не выдававший во мне полукровку.

Охваченный страхом, я ждал, как старики вспоминали и перечисляли всех, кто проходил через их деревню за последние два дня. Наконец касик сказал:

— Нет, ни один метис этим путём не проходил.

Старейшины дружно подтвердили его слова.

— За его голову объявлена награда, — заявил индеец с гасиенды. — Если поймаете его, получите десять песо.

Я не мог в душе не возмутиться. Это ж надо, а? Награда за мою голову составляла не десять, а целых сто песо! Эти охотники за людьми были ещё и наглыми мошенниками, готовыми обдурить невежественных индейцев и присвоить большую часть вознаграждения.

В тот вечер, когда мы лежали на одеялах, я сказал старику:

— Здорово ты меня замаскировал. Тебе удалось ввести в заблуждение не только испанца и двоих vaquero, но даже касика и старейшин, которые провели со мной не один час.

— Ерунда. Касик и старейшины прекрасно поняли, что ты метис.

— А почему же они меня не выдали? — изумился я.

— Потому что твои враги — это и их враги, — ответил Целитель. — Сына касика заставили работать в дыре, которую испанцы выкопали в земле, чтобы воровать оттуда серебро. Эти дыры, множество которых вырыто на севере, ведут в Миктлан, обитель тьмы. А серебро, находящееся в горах, принадлежит Койолшауки, богине луны. Она оставляет его там в дар хозяину подземного мира богу Миктлантекутли. Когда люди проковыривают в горах дыры и похищают его богатство, Миктлантекутли гневается и устраивает в этих дырах обвалы. Многие индейцы погибают там: кого засыпает, кто умирает от голода и побоев. Сын касика, работавший в одной из таких дыр, не вынес своей печальной участи и раньше времени ушёл в обитель тьмы.

А недавно испанцы снова явились в эту маленькую деревушку и опять забрали мужчин. Все они сыновья, внуки или племянники старейшин. Молодых людей вынуждают рыть новую дыру в горе, на сей раз, чтобы осушить озеро, окружающее Теночтитлан — город, который испанцы назвали Мехико. Это кощунство также вызвало гнев Миктлантекутли, и многие ковырявшиеся в земле уже погибли.

— Но ведь испанцы обещали за мою голову награду, — возразил я. — Вряд ли даже сам касик, не говоря уж о ком-то ещё в этой деревне, когда-нибудь держал в руках десять песо сразу.

— Видишь ли, своё золото испанцы похитили у Уицилопочтли, бога солнца, тоже даровавшего его Миктлантекутли. Жители деревни нуждаются не в золоте, которое только навлекает немилость мстительных богов, а лишь в том, чтобы их оставили в покое, а их детям ничто не угрожало.

Любой индеец или метис из Веракруса, домашний слуга или уличный бродяга, не задумавшись перерезал бы мне глотку и отволок труп к испанцам, даже не будучи уверенным, а лишь надеясь, что за это можно получить десять песо. Оказывается, индейцы индейцам рознь. Одних, живущих в городах и на гасиендах, испанцы заразили множеством своих пороков, но остались и другие, живущие по древним канонам, для которых честь дороже золота. И тут я задал самый важный вопрос:

— А как касик узнал, что я не индеец? По цвету моей кожи? По волосам? По чертам лица? Кажется, кожу ты мне затемнил, волосы тоже. В чём же дело?

— В твоём запахе.