уцелевший глаз Касиуса широко раскрылся. А я продолжала настаивать.

– Поэтому, если хочешь приятно провести в нем пару часов, а потом застрять навсегда – пожалуйста, оставайся. Но не обещаю, что мне удастся найти тебя снова. Просто помоги мне подняться к этому проклятому окну, и я вылезу.

Она так и сделала, без особых усилий, и я, дотянувшись до внешнего карниза, протиснулась наружу. Я выбралась в ночь, как рожденный из кокона мотылек, в лицо ударил холодный ветер, и, балансируя на животе, я протянула назад дрожащую руку.

Императрица ее не взяла.

– А я сама могу перепрыгивать из одного тела в другое?

– Твою мать, не знаю! – сквозь зубы процедила я. Наличник окна врезался мне в живот. – Но Кайса вот не могла, а ты даже не Ходячая смерть. Давай, бери меня за руку, и валим отсюда.

Какое-то время она еще колебалась, прикусывая губу мертвеца зубами, но наконец вздохнула.

– Ну ладно. Но мы должны это повторить.

– Да сколько хочешь. В любое время. Идем!

Императрица Хана протянула мне руку Касиуса, и в тот момент, когда наши пальцы соприкоснулись, ее душа опять вошла в мое тело, влилась, будто воздух в легкие, растягивая их до предела. Там, за окном, за бурей, в порывах холодного ветра, нас звала свобода, и я, внезапно отяжелев, протискивалась к ней сквозь тесный проем, уже прикидывая, как лучше справиться с поворотом, как спрыгнуть. Хотелось бы, чтобы тело успешнее удерживало собственный вес.

«Здесь высоко. Возможно, нам следовало все это дважды обдумать».

– Ничего, справимся, – пробурчала я, надеясь, что она не заметит, как я боюсь предстоящего спуска.

«Надежда, что я не замечу, госпожа Мариус, только заставляет меня заметить. Может быть, тебе стоит вернуть меня в тело…»

На моей лодыжке сомкнулась чья-то рука. Я приглушенно вскрикнула, пыталась изворачиваться и пинать, но окно было слишком узкое. Пальцы сжали сильнее и потянули. Мои ладони не смогли удержаться за наличник, но локтями удалось зацепиться за края и немного втянуться внутрь.

– Не хочу ломать тебе руки, Ходячая смерть номер три, – бесстрастно произнес Знахарь. – Но если ты продолжишь цепляться, такой исход неизбежен.

– Вот дерьмо!

Я старалась подтянуться наверх, но он ухватил и вторую лодыжку. Мои плечи все сильнее давило, каждый рывок наполнял тело болью, оно тянулось и, казалось, вот-вот сломается.

– Насколько я знаю, чтобы предупредить непослушных детей о ждущем их наказании, принято считать до трех, – сказал он. – Если вы сочтете этот метод полезным, мы его используем.

– Да пошел ты, богоподобный, – сказала я, пнула его обеими ногами и удачно попала мыском деревянной сандалии по подбородку.

Он не издал ни звука.

– Раз, – произнес он, и от этого холодного голоса меня охватила паника. – Два. И…

Я сдвинула локти, мы снова выскользнули в окно и не слишком достойно приземлились в его подставленные руки.

– Вижу, здравый смысл ее величества снова взял верх, – сказал он. – Очень рад.

– Эй! – огрызнулась я, собираясь сказать «спасибо, я сама могу принимать решения», но он уже шагал к двери, не отпуская нас. – Мы можем идти самостоятельно.

– Я так и думал.

Он большими шагами шел через коридор. Слышен был только этот звук – в доме стало угрожающе тихо.

– Отпусти меня, – попросила я.

Он не отпустил, и я продолжила вырываться. Каждый бесполезный пинок или попытка вывернуться причиняли боль, но я все же вырывалась на всем пути к лестнице. Я прибавила усилий на верхней ступеньке – лучше уж сломать руку, свалиться с лестницы, чем опять попасть в лапы иеромонаха. Проклятый богочеловек меня удержал. Он не потерял равновесия, не ослабил хватку – просто нес меня по лестнице вниз, а потом и дальше, по болоту гниющих цветов и дождя.

– Пожалуйста, не надо, – сказала я, когда мне остались только слова. – Не отдавай нас ему.

– Когда-то ты дралась и плевалась, чтобы тебя не отдали мне, а теперь не хочешь вернуться назад, – сказал Знахарь. – Я не люблю прерывать свои изыскания, но бывают случаи, когда, как вы, люди, сказали бы, выбирать нужно меньшее из двух зол.

Он шагал по лужам в сторону мастерской, дом вокруг нас был все так же безмолвен.

– Она так важна для тебя, эта Саки? – спросила я.

Он замедлил шаг, но не остановился.

– Да.

С таким ответом и не поспоришь. Поэтому я впилась в его руку зубами. Рукав отдавал дымом и чернилами, но богочеловек даже не вздрогнул, когда я пыталась его кусать. То, что заставило бы любого другого взвыть и бросить меня, никак на него не действовало, и к тому времени, когда я сдалась, вдали послышались голоса. Не крики и не удары, не топот бегущих ног, а бессвязный шорох беседы ожидающих людей.

Когда Знахарь вышел во Двор глициний, дождь хлынул мне на лицо, а все присутствующие притихли.

– Вот императрица Кисии, – сказал он, наконец-то опуская меня на ноги. – А Ходячую смерть ищите на одной из близлежащих дорог, она сумела удрать.

Бесстрастная маска иеромонаха не знала улыбок, но человек под ней, без сомнения, улыбался.

– Как приятно снова вас увидеть, ваше величество.

– Лорд Виллиус, – ответила императрица и, вздернув подбородок, взглянула на него свысока, хотя была меньше ростом.

Не подобало так обращаться к иеромонаху, но он продолжал улыбаться.

– Ну, чтобы вывести меня из равновесия, потребуется нечто большее, чем неуважение. Капитан Энеас?

Нам повезло, что верх взяла императрица – я содрогнулась бы при неожиданном появлении капитана. Его покрытое шрамами лицо не изменилось со времени нашей первой встречи к северу от Коя.

– Да, ваше святейшество, – сказал он, едва удостоив меня беглым взглядом.

– Проводите ее величество к экипажу. Если мы поедем сейчас же, еще сможем поймать и Ходячую смерть.

Мне показалось, что при этих словах в узких прорезях маски его глаза заблестели, но мгновение спустя он уже отвернулся, отдавая своим людям приказы. Капитан Энеас так и стоял, хмурясь и переводя взгляд с хозяина на меня и обратно.

– Идемте, ваше величество, – сказал он, когда солдаты начали выходить. – Больше нет смысла сопротивляться.

Императрица Хана снова гордо подняла голову и, превозмогая боль, величественно направилась к воротам.

Глава 16

Мико

Спуск с гор занял несколько дней, и виды на лоскуты моря сменились проблесками реки Цыцы, змеящейся на север. Наблюдают ли за рекой люди светлейшего Бахайна? Поджидают ли меня? Или они по-прежнему где-то позади, гонятся за нами по горам?

Первый город, на который мы наткнулись, гнездился у подножия гор, оживленный рынок и ухоженные дороги подсказывали, что через него проходит один из хорошо известных маршрутов торговцев пушниной. А значит, останавливаться в нем было опаснее, чем в какой-нибудь деревушке, но мы уже много дней брели под дождем, и при одной мысли о постоялом дворе моя холодная, липкая кожа тосковала о прикосновении сухой одежды и теплых одеял.

– Нужно найти, где переночевать, – сказала я, замедляя шаг, когда вокруг выросли дома. – И найти нормальную еду.

Мой желудок урчал в такт хлюпанью грязи под украденными сандалиями.

Длинноногий Рах тоже помедлил и, поравнявшись со мной, что-то проворчал на левантийском.

– Вряд ли нас кто-нибудь будет здесь искать, – подхватила я, догадавшись, о чем он. – Хотя ты несколько выделяешься.

Я покосилась на своего стоического спутника. Он был выше большинства кисианцев и много дней не брил голову, а потому грива волнистых темных волос скрыла клеймо. Но даже кисианская одежда не могла скрыть темный цвет его кожи. Чичи вся вымокла, и ее брюхо было уже не золотистым, а бурым, как глина.

Надежда на циновку для сна, тепло и пищу потихоньку таяла, оставляя горький привкус на языке. Любой хозяин постоялого двора с радостью обменял бы одну из шпилек с драгоценными камнями из моей прически на еду и ночлег, но только не с собакой, повсюду оставляющей грязные следы.

Я увидела фонарь постоялого двора – яркое, полное надежд солнышко, которое прорезало серый вечер своими обещаниями. Не из тех таверн, где принимают знать, но что такое шум и грязь, если нам предложат горячую пищу и анонимность?

Я кусала губы, краем глаза косясь на склоненную голову Раха.

– Новый план.