«Меня это касается, – прозвучал в ее мозгу слабый, бесцветный голос Фомы. – И у меня есть допуск.»

«Речь» инспектора Рюйсдала была внятной – и стерильной, лишенной даже намека на чувство или интонацию. Контакт, урезанный до предела. С неудовольствием Регина признала очевидное: усилия при таком общении – минимальны. Фому они не утомят.

– Вам вредно думать о работе.

«Я всё равно о ней думаю. Без новой информации эти размышления бесплодны. И приносят мне больше вреда.»

– Ну хорошо. Да, я работаю с ван Седельриком. Обеспечиваю «кокон».

«Я в курсе про „Нейрин-Х“…»

Это Клайзенау ему сообщил, поняла Регина. Больше некому.

«Как велика ментальная активность ван Седельрика?»

– Я с трудом выдерживаю его давление. Он – слабый телепат, и ничего не умеет. Но напор… Фактически это искусственно вызванная инициация! Просто она «размазана» на несколько дней.

«Полагаю, это одна из проблем „Нейрина“. Как ведет себя ваш подопечный?»

– Сейчас он заснул. До того был очень деятелен. Полдня диктовал завещание. Потом был сеанс связи с родственниками: они прощались. Сестры ван Седельрика хотели приехать, но им не разрешили. Мать не предприняла такой попытки. Наверное, ее предупредили заранее.

«Правильно не разрешили. Вы ведь знаете, почему?»

– Тиран намекал на причины карантина. Пострадавшие регулярно проваливаются «под шелуху». Член КСЛ, министр финансов, крупнейший промышленник… Ларгитасцы. Если это всплывет…

«Тиран? Вы зовете его Тираном? Славная шутка… Да, „шелуха“ – важный аспект. Признаться, я не принял его в расчет. Я имел в виду другое. Необходимо предотвратить панику. Атакой флуктуации и гибелью людей никого не удивишь. Да, трагедия, но – будничная трагедия. В отличие от гипотезы маркиза Трессау… Представляете, какой это вызовет эффект?»

Регина увидела заголовки репортажей. Фома позволил себе лишнего, разнообразив сухой, казенный стиль общения: «Первые лица Ларгитаса – подопытные кролики флуктуаций!», «Они нас исследуют!», «Чуждый разум готов поглотить Ойкумену!»…

– Шок, – кивнула она. – Массовая истерия. Психозы и фобии.

«Существует ли психир, способный излечить параноидальный социум?»

«Нет.»

«Теперь вы нас понимаете, – Фома так и сказал: „нас“. Не „меня“. – Более того, общество узнает правду. Просто не всю. Яхта была атакована хищной флуктуацией континуума. Часть людей на борту погибла до посадки, остальных госпитализировали в тяжелом состоянии. Несмотря на все усилия врачей, спасти пострадавших не удалось. На короткое время их привели в сознание, дав возможность попрощаться с родными и отдать последние распоряжения…»

Яхта, думала Регина, тщательно скрывая ход своих мыслей от инспектора Рюйсдала. «…Энергия реактора и накопителей – основное блюдо; психика пассажиров и экипажа – изысканный десерт…» Если так, почему не вышел из строя реактор? Почему яхта сумела совершить РПТ-маневр и благополучно сесть на планету? Неужели Трессау прав?! Явись флуктуация «обедать», она высосала бы из беспомощной «Цаган-Сара» всю энергию, обездвижив добычу… Или этому есть другое объяснение? К примеру, флуктуация была сыта, и ее привлек лишь «десерт»? «Скорее всего, мы никогда не узнаем, что же в действительности произошло на „Цаган-Сара“…»

– Вы мне вот что скажите, господин инспектор с допуском… Зачем сюда вызвали целую бригаду телепассов? Утром в коридоре я видела Клода Лешуа. Что он здесь делает? Мы вполне справляемся со своей работой.

«Не мне вам объяснять, какая капризная и избирательная штука – память. Пострадавшие могут забыть что-то важное. Могут скрыть намеренно, счесть несущественным… Помните, с кем мы имеем дело? В интересах государства…»

– Исподтишка обшаривать карманы умирающего? Достойная защита интересов государства! И почему я не удивлена?

«Вы забываетесь. Никому не позволено…»

– Вы на службе, вам и не позволено!

«Если вы намерены продолжать в подобном тоне, я буду вынужден…»

– Вынужден – что? Отменить свободу слова?

«…принудить вас…»

– Каким, позвольте спросить, образом?!

«…прибегнуть к силе…»

– Не смешите меня!

«Я справился с двумя идиотками в „Лебеде“, четырнадцать лет назад. Думаешь, я не смогу повторить то же самое сейчас?!»

– Ты когда-нибудь вертелся на зубцах «шестеренок» Сякко?

МОЛЧАТЬ!

Мальчишка… девчонка…

…стыдитесь!..

Доктор Клайзенау был страшен. Регина и заподозрить не могла, что старый интернатский врач способен кричать, словно бить кнутом – наотмашь, без пощады. Фрида от его вопля присела бы на задние лапы. Хозяйка Фриды, уже готовая транслировать Фоме обворожительную ухмылку целофузиса, спряталась в «кокон» целиком, как в раковину, и законопатила все щели. Никогда в жизни Регине не было так стыдно. Это нервы… это усталость…

Оправданий ищешь, мерзавка?!

И эхом от раскрывшегося в крике доктора, случайно вырвавшейся энграммой, адресованной скорее от прошлого к будущему, чем от Клайзенау к ван Фрассен, долетело, пробив броню мнемоблоков:

…учитель Гюйс:

«Патрик, я повешу тебе „репей“?»

«Вешай…» – голос Клайзенау; ступени…

…щербатый камень стен, чья-то широкая спина…

…вспышки выстрелов; «Не высовывайся!..»; от грохота…

«У меня огневой контакт. Доктор в безопасности…»

…катакомбы под храмом Святого Выбора…

…две девочки с «Нейрамами»…

…плохо сплю; до сих пор…

…нельзя было…

…иначе…

«Я не знала, что вы были там,» – хотела сказать Регина. Но не сказала, и даже не подумала, громко или тихо. Вместо этого она произнесла четко и внятно, стараясь не смотреть на Клайзенау, и чувствуя, что тот смущен до самой крайней степени:

– Прошу меня извинить. Я не имела права…

«Я забылся, – ответил Фома. – Простите меня, доктор ван Фрассен…»

– У вас посттравматический стресс. Вы не отдаете себе отчета в своих словах. Я же, как врач…

«…и вы, доктор Клайзенау…»

– Извините, что вторгаюсь без разрешения.

В дверях стоял Тиран.

– Марк Хельфштадт умер, – тихо сказал он.

– Кто? – не сразу вспомнила Регина.

– Штурман-навигатор. Всё, началось.

И слова, что прозвучали здесь минуту назад, сгорели дотла. Осыпались серым пеплом «под шелуху» – и ветер, гулявший над зелеными холмами, где растут оливы, унес пепел прочь, в далекие дали, где черное море, черное небо, и корабль между тьмой и тьмой.