По опыту Джорджа, час занятий с каждым студентом в неделю в сочетании с написанием эссе позволяют наставнику оценить личные навыки и знания подопечного, постепенно поднимая планку, пока тот не освоит дисциплину аналитического мышления. «Так что вы предоставлены сами себе, – поясняет Джордж. – У вас нет другого выхода, кроме как сесть и работать. Мы даем студентам главные жизненные уроки, способы раскрытия достоверной информации, логического мышления и вынесения четких суждений».

Итак, получается, что настоящая работа Джорджа в Королевском колледже состоит не в преподавании менеджмента, а в развитии у студентов правильных привычек с помощью поддержки и заботливого отношения. Оттачивая навыки написания эссе, студенты развивают способность своего мозга к интуитивному обучению и высвобождают мощь орбитофронтальной коры (исполнительного мозга), для того чтобы она выполняла свое предназначение – думать и выбирать. Когда я изложил свои соображения Джорджу, он кивнул. «Эссе – это всего лишь средство, – согласился он, – а интерактивный формат наставничества укрепляет человеческие взаимоотношения между наставником и учеником». Джорджу кажется, что это особенно важно для некоторых иностранных, в том числе американских, студентов, многие из которых не умеют выражать собственные мнения. «Для них это становится в некотором роде шоком, – поясняет Джордж, – потому что многие привыкли просто заучивать факты, пересказывать содержание книги или примечаний к ней, вместо того чтобы отложить ее и подумать своей головой».

Я предположил, что эта совокупность навыков в чем-то подобна работе хорошего психотерапевта, который начинает с приятной для пациента темы, а затем раскрывает то, что для него значимо (то есть задействует прогрессивную последовательность процесса созревания – привязанность, смысл, привычка и т. д., о чем я говорил ранее в этой главе), а не просто погружается в абстрактную дискуссию. «Это именно так, – ответил Джордж. – Вначале я пытаюсь завязать со студентом важный, значимый разговор: откуда он приехал, какие у него взгляды на жизнь, где он хотел бы видеть себя через несколько лет. А дальше я строю наше общение на том, что узнал из этого разговора, в первую очередь на том, что для человека особенно приятно и особенно хорошо ему удается. Зачастую мы преподаем какие-то весьма абстрактные вещи: накопление богатства, провалы в управлении и т. д., и очень важно, особенно вначале, увязать написание эссе и курс лекций с тем, что студентам легко понять. Так что мне приходится связывать аномальные прибыли рынка предметов роскоши с интересом девушек к дизайнерским сумочкам или страсть юношей к авиамоделизму с проблемами Boeing Aircraft, компании, которая, несмотря на свои лидирующие позиции в отрасли, столкнулась с проблемами из-за конкуренции с корпорацией Airbus, пользовавшейся государственной поддержкой. Короче говоря, я стараюсь научить их новому, используя то, что им знакомо».

Джордж немного помолчал. «Оксфорд – очень занятное место, – продолжил он, махнув рукой в сторону портретов на стене. – Это частное учебное заведение, которое остается таким вот уже примерно тысячу лет. Многие студенты решают поступать сюда именно из-за системы наставничества. Эссе – наш эвристический инструмент. Его корни можно найти у древних греков, в аргументации Сократа и Платона. В период Ренессанса оно было изобретено заново и стало основной формой обучения. Оксфорд и ему подобные места сохраняют свою привлекательность благодаря такой форме образования, основанного на близких личных контактах. В целом, если говорить о независимости и дисциплине, слова у нас не расходятся с делом: в отличие от многих других университетов на моих семинарах никто не сидит просто так. Подразумевается, что, если кому-то не понравится то, что я делаю или говорю, мне об этом сообщат. Для меня после стольких лет в бизнесе эта профессиональная среда кажется очень странной! Продуктивность и эффективность здесь определяется вовсе не так, как на рынке, но тем не менее личности с навыками лидерства постоянно проявляются в этих стенах».

«А что можно сказать о сегодняшнем дне? – спросил я. – Лишь очень немногие могут попасть в Оксфорд и ему подобные элитные заведения. Что же делать остальным?» – «Да, это проблема, – согласился Джордж. – Но давайте все-таки не терять леса за деревьями. Цель либерального образования – стимулировать в людях воображение и самостоятельность мышления. Это непростая задача в современном мире, где вся информация подается мгновенно, в уже переваренном виде. Здесь мы находимся в привилегированном положении: у наших студентов сильная базовая подготовка, и обычно они жаждут учиться. Я осознаю эту привилегированность, но это отвлекает нас от того, о чем я хочу сказать. Наследие и история таких старинных образовательных заведений показывают нам, что люди обучаются на примерах: именно близкие отношения между студентом и преподавателем дисциплинируют ум и рождают самоконтроль. Это ключ к обучению длиною в жизнь. И это работает. По мере роста уверенности студента в себе растет гибкость его мышления и страсть к фактам, за которыми сегодня надо постоянно следить. Вот урок, который мы должны выносить отсюда и из подобных мест».

* * *

Пока я пересказывал вам мой разговор с Джорджем, мои мысли вернулись к гимназии, в которой я учился в 50-х гг. Джордж совершенно прав. Мы знаем, что формула академического успеха заключается в тандеме ученика и учителя, обеспечивающем прогрессивную последовательность процесса образования, потому что именно так человеческий мозг на протяжении тысячелетий творит свою магию. Но как, не разрушая этой близости, удовлетворить потребности многих? Вам это может показаться странным, но я думаю, что именно в стремлении решить эту задачу мы случайно забыли о роли близости в процессе образования и в результате получили растущее неравенство возможностей в англо-американской модели среднего образования{219}.

Спустя 20 лет после моего обучения в гимназии подобные учебные заведения фактически перестали существовать в Великобритании и им на смену пришли так называемые общеобразовательные школы. Благой целью реформы было повышение доступности высшего образования. Изменяя образовательную систему, Британия откровенно ориентировалась на американский идеал – его в начале XX в. пропагандировали Джон Дьюи и другие, утверждавшие, что основой демократического общества должна быть всеобщая доступность среднего образования, дающего всем возможности для дальнейшего обучения.

Перемены в британской образовательной системе стали реакцией на принятый в 1940-х гг. стандарт, по которому детей в возрасте 11 лет тестировали и разделяли для дальнейшего обучения. Примерно 25 % попадали в гимназии, а остальные – в школы, где основное внимание уделялось профессиональной подготовке и практическим занятиям. В годы послевоенного беби-бума в стране, пытавшейся возродить свою экономическую жизнеспособность, многие сочли такие ограничения растратой потенциальных талантов. Поэтому по примеру американской модели в 1965 г. была введена программа общеобразовательных школ с отменой экзаменов в 11 лет; целью было увеличение количества учащихся, получающих возможность поступить в университет. Классовая принадлежность больше не ограничивала доступность образования.