– Почему Давид сделал это? – Не нужно было уточнять, о ком я говорю, так как Камилла, похоже, знала все детали этого дела.

– Он ненавидит Генриха и был рад помочь вашей матери, ведь именно из-за королей его и целые поколения его семьи преследуют в Англии, и он не может вернуться в родной дом, так как опасается за свою жизнь. – Камилла вдруг насторожилась: она сейчас была похожа на кошку, внимательно прислушивающуюся к каждому шороху за дверью: – Миледи, нам нужно идти. Если кто-то увидит нас рядом с трупом, то…

– Что? А разве не ты убила её?! И всех остальных…

– Я лишь делала то, что мне приказали.

– Но ведь твоя госпожа мертва, моей матери нет. Как ты могла хладнокровно убивать?

Она как-то странно на меня посмотрела и мне пришлось замолчать, я вдруг вспомнила что-то и сказала:

– А как же Чарльз? Его ты тоже хотела убить?

– Вы помешали тогда, когда зашли в их спальню. И затем, во время пожара, если бы не вы… он бы задохнулся в закрытом помещении от дыма, его бы поглотило пламя огня, он бы погиб. А вы! Вы всё время доставляли нам немало хлопот. – Я уловила тень обиды в её словах.

Я опешила от её жестоких слов, начала злостно рыдать и бить эту девушку по плечу. Но она даже не шелохнулась, как будто не чувствуя боли. Я знала, что не она виновница всех моих несчастий, а моя мать, и, так как последней не было сейчас передо мной, я выбрала другую мишень, игрушку для битья. Одна мысль лезвием прошлась по моей коже, когда я вспомнила кое-что, что мне сказала Камилла, но на что я не обратила внимания:

– Но что решится сегодня? Что будет? Где Чарльз? – Я выкрикивала ей всё это в лицо, продолжала трясти её, а она лишь улыбалась мне таинственно в ответ. Когда я выбежала из комнаты, то услышала её слова:

– Не сопротивляйтесь, миледи. Это ваша судьба. Вы скоро станете королевой! – Она говорила это так гордо, что у меня во рту стало едко, как будто я вновь напилась какого-то яду. Эта девушка меня поражала своей верой в то, что она сделала всё правильно. В её словах не было ни капли сострадания к тем, кто погиб. И в ней не было ни грамма вины за все свои поступки. Но не она была виновата во всём этом, а лишь моя мать. Но сейчас меня заботило другое. Я ощутила прилив беспокойства и паники, так как боялась, что не успею спасти своего возлюбленного. Я вбежала в его покои, но служанки сообщили мне, что принц недавно очнулся и куда-то уехал. Я прикрыла открытый рот рукой и ковыляла от растерянности по коридору, наткнувшись на королеву.

– Ваше величество. Его высочество, принц Чарльз очнулся?

– Да, Адриана. Вы с ним разминулись. Он отправился в лондонский замок, несмотря на протесты лекарей. Говорит, там он оставил что-то важное. – Она внимательно посмотрела на меня и спросила: – Что-то случилось? Вы белее снега.

Не знаю, как так вышло, но я упала на колени, перед этой женщиной. Я плакала, горько и искренне, осознавая и свою вину во всех бедах Сесилии. Из-за меня был убит Теодор, из-за меня Чарльз был в смертельной опасности, если уже не умер. Эта женщина положила тёплые руки на мои дрожащие плечи.

– Ох, ваше величество. Я знаю, кто виновен во всех этих преступлениях. Это всё моя мать, она даже после своей смерти мстит королю. – Я посмотрела в глаза Сесилии, от одного упоминания о моей матери, ей стало нехорошо. – Камилла, ваша фрейлина, выполняла все её поручения. Это она убила стражников и принца Теодора. Моя мать хотела причинить боль моему отцу.

Тень пробежалась по лицу королевы, она поняла смысл моих слов. Взяла меня за плечи и попросила встать.

– Вы – дочь Генриха?

– Да, но это неважно. Я не скажу ни о чём, так как причиню Чарльзу боль. Важно лишь то, что я уверена, принцу грозит смертельная опасность. И, кажется, я не успела его спасти… – Я вновь заплакала, но эта женщина меня поспешила успокоить:

– Нет, вы ещё успеете. Он ещё не уехал, он в конюшне, готовит свою лошадь к отправлению.

Услышав это, я вдохнула больше воздуха в лёгкие, так как считала, что без него могу лишиться чувств, прямо здесь. Мне кажется, моя искренность и прямота подкупили королеву, она смотрела на меня добрыми глазами, не таящими в себе никакой обиды или злости. Даже моя мать не смотрела на меня так. Сесилия хотела ещё что-то сказать мне, но видела, как я спешу на конюшню, поэтому шепнула мне прямо в ухо:

– Вы хороший человек и я верю в то, что Чарльз будет счастлив с вами.

– Но он ведь мой брат. – С грустью молвила я, удивляясь словам королевы.

– Не все тайны следует озвучивать. – Она похлопала меня по плечу, доверчиво взглянула на меня, и я стремглав побежала по коридору, сбивая всех, кто попадался мне на пути и пронося в своей голове эту радостную новость «Чарльз – не сын Генриха. Он не мой брат!»

«Мне хотелось подольше остаться в этом месте. Всё манило меня: красивые серебристые почти прозрачные гардины, кожаные тёмные диваны, меховые коврики на полу, запах муската, кедра, эфирных масел. Девушки, шагающие в откровенных нарядах и таких тугих корсетах, что их грудь вываливалась наружу, даже соски были видны. На голове у них были пышные банты или белые перья, глаза подведены тёмным порошком из сажи, а губы накрашены ядовито-красной помадой. Я с завистью наблюдала за тем, как одна парочка за другой уединялась в отдельных комнатах, из которых потом доносились стоны и скрип кровати. Но пришлось взять себя в руки: ведь я не для удовольствия сюда пришла. Дверь одной из комнат вдруг открылась и оттуда прямо-таки вывалился полный лысенький мужчина сорока лет: всё его сальное лицо сейчас было залито багровой краской развращённой радости и восторга от удовлетворённых потребностей тела. Следом за мужчиной вышла полненькая блондинка с голубыми глазами. Платье её было до того испачкано кровью и мужскими выделениями, что я предположила, что эта девушка только что лишилась девственности, чем и возбудила своего клиента. Она была не старше моей дочери, ей было около 16, а то и меньше, но внешне она выглядела достаточно взрослой. Лицо проститутки исказилось от такой боли и неприязни к самой себе, что я поняла: это её я искала. Я подошла к этой девушке сразу же, не дожидаясь того, что она приведёт себя в порядок, если вообще собиралась это сделать.

– Простите, мадам. Но вы мне мешаете. – Произнесла она, когда я стала у неё на пути. Позади меня толпились ещё какие-то жаждущие наслаждений мужчины.

– У тебя английский акцент, это хорошо. – Промолвила я. Она с подозрением посмотрела на меня, распознав во мне англичанку, её соотечественницу.

– Нам не разрешено разговаривать. Если хотите уединиться со мной, вам придётся заплатить. – Она была расстроена, но не настолько, чтобы забыть о своих обязанностях. Я подняла мешочек с золотыми монетами и потрясла им, у неё загорелись глаза. Она показала мне в сторону свободной комнаты, и мы зашли туда. Мужчины недовольно зацокали языками:

– Но-но, мальчики, подождёте. Я слишком долго искала такую, как она. – Я закрыла дверь и повернулась к девушке. Она уже собиралась обнажить передо мной свои груди, но я её остановила: – Я здесь не для этого. – Она испугалась: видимо, боялась, что я навлеку на неё неприятности. И вдруг заплакала, мне пришлось проявить хоть какое-то участие к ней, подойти ближе и погладить её по голове. – Тише-тише, не плачь.