Внезапно он оказывается под водой… Нет, в какой-то жидкости плотнее воды. Он не может дышать и отчаянно молотит руками и ногами, сопротивляясь вязкому потоку, пока не чувствует, что всплывает. Здесь нет ни света, ни направления – только слабая гравитация, тянущая вниз, но Джереми загребает руками сопротивляющийся гель, сражается с невидимой силой, понимая, что остаться тут – все равно что быть погребенным заживо.

Вдруг вязкая субстанция исчезает, и Бремена вытягивает наверх, словно вакуумом, сжимающим его голову. Его сдавливает, стискивает, сминает с невероятной силой, и ему кажется, что поврежденные ребра и череп вновь распадаются на части, а потом его как будто проталкивают сквозь сужающееся отверстие, и голова выныривает на поверхность.

Джереми открывает рот для крика, и в его грудь устремляется воздух, словно вода в тонущего человека. Он все кричит и кричит, а когда умолкает, то не слышит эхо своего голоса…

Бремен приходит в себя на широкой равнине. Он не знает, день это или ночь. Все пронизано бледным желтовато-розовым светом. Земля твердая и покрыта отдельными оранжевыми чешуйками, уходящими в бесконечность. Горизонта нет. Бугристая почва похожа на пойму реки во время засухи, думает Джереми.

Неба нет. Вместо него – слои кристаллов такого же персикового цвета. Бремену кажется, что он лежит в подвале небоскреба из прозрачного пластика. Пустого. Он лежит на спине и смотрит вверх сквозь бесконечные этажи застывшей пустоты.

Наконец Бремен садится и осматривает себя. Одежды нет. Ощущение такое, что по коже прошлись наждачкой. Он проводит ладонью по животу, касается плеч, рук, лица, но только через полминуты понимает, что на нем нет ни ран, ни шрамов – ни сломанной руки, ни царапины от пули, ни треснувших ребер, ни следов от укусов на бедре и в боку – ни, насколько он может судить, сотрясения и царапин на лице. На секунду приходит безумная мысль, что это не его тело, но потом Джереми видит шрам на колене от старой мотоциклетной аварии и родинку на внутренней стороне предплечья.

Он встает, и его накрывает волна дурноты.

Проходит еще какое-то время, и Джереми пускается в путь. Гладкие чешуйки под босыми ступнями кажутся теплыми. Он не знает ни цели, ни направления. На ранчо миз Морган в один из дней на закате солнца он долго бродил по солончакам. Похоже… но не совсем.

Наступишь на трещину – получишь затрещину.

Джереми идет еще какое-то время, хотя на этой оранжевой равнине без солнца время ничего не значит. Желто-розовый слой над ним не меняется и не мерцает. Потом Бремен останавливается, но это место ничем не отличается от того, где он начал свой путь. Болит голова. Он снова ложится на спину, чувствуя кожей гладкую поверхность – больше похожую на нагретый солнцем пластик, чем на песок или камень, – и представляет себя жителем морских глубин, смотрящим вверх через переменчивые слои подводных течений.

Дно бассейна. Так не хочется возвращаться к свету.

Желто-розовый свет окутывает Джереми теплом. Тело словно сияет. Он закрывает глаза. И засыпает.

* * *

Просыпается он внезапно, сразу – ноздри раздуваются, уши подергиваются от усилий расслышать едва уловимый звук. Его окружает непроглядная тьма.

В ночи что-то движется.

Джереми садится на корточки и пытается отделить внешний звук от своего бурного дыхания. Его система желез была запрограммирована больше миллиона лет назад. Он готов сражаться или бежать, но необъяснимая темнота исключает бегство. Он готовится к схватке. Кулаки сжимаются, сердце учащенно бьется, глаза вглядываются в черноту.

В ночи что-то движется.

Совсем близко – он это чувствует. Вибрация передает его силу и вес этого существа. Оно огромно, от его шагов содрогаются и земля, и тело Джереми, и оно приближается. Бремен уверен, что существо хорошо ориентируется в темноте. И способно видеть его.

И вот оно уже рядом с ним, над ним, и Джереми ощущает силу его взгляда. Он опускается на колени – земля внезапно стала холодной – и сжимается в комок.

Что-то касается его.

Джереми сдерживает рвущийся из груди крик. Гигантская рука – нечто грубое, огромное и совсем непохожее на руку – хватает его и поднимает над землей. Бремен снова чувствует мощь этого существа – на этот раз по силе, с которой оно сдавливает прижатые к телу руки, и по треску ребер. Вне всякого сомнения, оно может раздавить его, если захочет. Очевидно, не хочет… По крайней мере, пока.

Джереми понимает, что его рассматривают, оценивают и словно взвешивают на невидимых весах. Он чувствует себя беспомощным, но в то же время успокаивается, словно лежит голый на столе рентгеновского аппарата, зная, что невидимые лучи проходят сквозь его тело, выявляя болезни, выискивая семена распада и смерти.

Его опускают на землю.

Бремен не слышит ничего, кроме своего прерывистого дыхания, но чувствует удаляющиеся шаги. Невероятно, но шаги удаляются во всех направлениях сразу, словно волны от брошенного в пруд камня. Он чувствует облегчение и, к своему ужасу, обнаруживает, что плачет.

Через какое-то время Джереми распрямляется и встает. Он кричит, но его слабый голос поглощается тьмой, и Бремен уже не уверен, слышал ли он его сам.

В отчаянии Джереми колотит руками по земле. Слезы все еще текут по его щекам. Вокруг так темно, что не имеет значения, открыты или закрыты его глаза. А потом, когда он засыпает, ему снится только тьма.

Восходит солнце.

Веки Джереми, затрепетав, открываются. Он смотрит на далекое сияние и снова закрывает глаза, не успев осознать, что происходит.

Восходит солнце.

Бремен открывает глаза, садится и, моргая, смотрит на восход. Он лежит на траве. Равнина, покрытая мягкой, доходящей до колен травой, тянется во все стороны, сколько хватает глаз. Солнце отделяется от горизонта, и темно-лиловое небо становится синим. Джереми сидит, и его тень скачет по траве, которая слабо шевелится от утреннего ветерка.

Он становится на одно колено, срывает стебелек высокой травы, снимает с него кожицу и высасывает сладкую мякоть. Вкус напоминает ему о вечерах, которые Джереми в детстве проводил на лужайках. Потом он идет навстречу солнцу.

Теплый ветер ласкает обнаженную кожу, колышет траву и своими тихими вздохами немного ослабляет головную боль, пульсирующую где-то позади глаз. Такое простое действие, как ходьба, доставляет Бремену удовольствие. Ему нравится чувствовать траву под босыми ногами, нравится наблюдать за бликами света на коже.

Когда солнце проходит зенит и начинает клониться к закату, он понимает, что идет к какому-то пятну на горизонте. Ближе к вечеру пятно превращается в линию деревьев. Перед заходом солнца Джереми входит в лес.

Деревья здесь – величественные вязы и дубы из пенсильванского детства Джереми. Он останавливается на опушке и оглядывается на широкую равнину, которую только что покинул. Вечерний свет золотит колышущуюся траву, зажигает короны вокруг бесчисленных кисточек на верхушках стеблей. Бремен поворачивается и углубляется в лес, тень прыгает впереди него.