меня просто хорошая лодька была, сорок футов, но осадька двенадцать и вся из цельного тика и дуба. — Он покачался взад-вперед, словно пол под ним ходил ходуном. — Хороша же была лодочка, право слово!

Он собрался было развернуться, но Макмёрфи снова его остановил.

— Черт, Джордж, чего ж ты раньше не сказал, что был рыбаком? Я тут изображаю из себя морского волка, но, если между нами и этой вот стеной, единственное судно, на каком я был, это линкор «Миссури», а все, что я знаю о рыбе, это что есть ее лучше, чем чистить.

— Чистить легко, кто-нибудь тебе покажет.

— Ей-богу, ты будешь нашим капитаном, Джордж; а мы — твоей командой.

Джордж отклонился от него, качая головой.

— Энти баркасы ужасно грязные с тех пор. И все там ужасно грязное.

— Ну и черт бы с ними. Наш баркас специально продезинфицировали от носа до кормы, весь блестит, как собачий зуб. Тебе, Джордж, грязь не грозит, ты же будешь капитаном. Не придется даже наживку цеплять; просто будешь капитанить, раздавать приказы нам, сухопутным крысам — ну, как тебе такое?

Я понял, что Джорджу это лестно, судя по тому, как он зашевелил руками под рубашкой, но он упирал на то, что опасается грязи. Макмёрфи всеми силами уговаривал его, но Джордж все качал головой, и тут дверь в столовку щелкнула замком, показалась Старшая Сестра со своей загадочной плетеной сумкой и пошла вдоль очереди, одаривая каждого механической доброутренней улыбкой. Макмёрфи заметил, как Джордж отклонился от нее и набычился. Когда она ушла, Макмёрфи склонил голову набок и взглянул на него со значением.

— Джордж, а что там сестра говорила насчет злого моря и ужасной опасности, какой мы будем подвергаться, — что ты на это скажешь?

— Что океан бывает ужас каким злым, ага, лютым бывает.

Макмёрфи глянул вслед сестре, скрывшейся в своей будке, и снова на Джорджа. Джордж стал пуще прежнего сучить руками под рубашкой, озираясь на лица, молчаливо смотревшие на него.

— Право слово! — выпалил он. — Думаете, я ей дам запугать меня океаном? Вы так думаете?

— Ну, я так не думаю, Джордж. Но что меня волнует, это если ты не пойдешь с нами, и если вдруг случится ужасная буря, мы все до последнего очень даже можем пропасть без вести, понимаешь? Я сказал, что ничего не смыслю в мореходстве, а теперь еще кое-что скажу — об этих двух тетках, что забирают нас, о которых я сказал врачу, что они рыбацкие вдовы. Что ж, если хоть одна из них и была на рыбалке, то только на твердой земле. От них в случае чего толку будет не больше, чем от меня. Ты нам нужен, Джордж.

Макмёрфи затянулся сигаретой и спросил:

— Десять баксов, кстати, найдется?

Джордж покачал головой.

— Да, следовало ожидать, — сказал Макмёрфи. — Ладно, какого черта, я давно уже оставил надежду на скорую выписку. Вот. — Он достал карандаш из кармана рубахи, тщательно обтер подолом и протянул Джорджу. — Ты нами капитаны а мы за тебя пятерку добавим.

Джордж снова оглядел нас, тревожно шевеля бровями. И наконец на лице его обозначилась улыбка, открывшая отбеленные десны, и он взял у Макмёрфи карандаш.

— Право слово! — сказал он и пошел к доске, записываться.

Проходя по коридору после завтрака, Макмёрфи остановился у доски и приписал к имени Джорджа: «К-Н».

Шлюхи запаздывали. Все уже стали опасаться, что они совсем не приедут за нами, но тут Макмёрфи, глядевший в окно, издал радостный клич, и мы все побежали смотреть. Он сказал, это они, но мы увидели только одну машину, хотя рассчитывали на две, а в машине — всего одну женщину. Когда она остановилась на парковке, Макмёрфи окликнул ее из окна, и она подошла по газону к нашему отделению.

Она оказалась моложе и красивей, чем мы могли подумать. Теперь уже всем стало ясно, что никакая это не тетка Макмёрфи и от нее можно ждать чего угодно! Некоторые, из самых религиозных, были от этого не в восторге. Но, глядя, как это зеленоглазое чудо порхает по газону к нашему отделению и волосы ее, собранные в пышный узел на макушке, подрагивают при каждом шаге, словно медные пружины на солнце, мы могли думать лишь о том, что перед нами девушка, женская особь, не облаченная с ног до головы в белое, словно снежная королева; а уж чем она там зарабатывала, это нас не касалось.

Она подбежала к окну, за которым стоял Макмёрфи, ухватилась за сетку и прижалась к ней. Она запыхалась от бега, и при каждом ее вздохе нам казалось, что сейчас она к нам просочится. Глаза у нее были влажными.

— Макмёрфи, ох, чертяка ты, Макмёрфи…

— Оставим сантименты. Где Сандра?

— Ее повязали, старик, не вырваться. Но ты-то, черт возьми, в порядке?

— Повязали!

— Сказать по правде, — девушка вытерла нос и хихикнула, — старушка Сэнди вышла замуж. Помнишь Арти Гилфиллиана из Бивертона? Вечно приходил на вечеринки с какой-нибудь фиговиной в кармане: индиговым ужом, или белой мышью, или еще какой фиговиной? Настоящий романтик…

— Пресвятые угодники! — простонал Макмёрфи. — И как я теперь втисну десять ребят в один паршивый «Форд», Кэнди, радость моя? Подумала Сандра со своим индиговым ужом из Бивертона, как я буду выкручиваться?

Девушка, похоже, принялась обдумывать ответ, но тут каркнул репродуктор, и голос Старшей Сестры сказал Макмёрфи, что, если он хочет общаться со своей приятельницей, будет лучше, если она запишется, как положено, у главного входа, а не баламутит всю больницу. Девушка отошла от окна и поспешила к главному входу, а Макмёрфи подошел к креслу в углу и опустился в него с понурым видом.

— Охренеть, — сказал он.

Девушку впустил в отделение мелкий черный и забыл закрыть за ней дверь (получил потом по первое число), и девушка прошла летящей походкой мимо сестринской будки, откуда все медсестры пытались заморозить ее ледяными взглядами, и вошла в дневную палату, обогнав врача. Врач, шедший в сестринскую будку с какими-то бумагами, взглянул на девушку, снова на бумаги, снова на девушку, и полез в карман за пенсне, обеими руками.

Войдя в палату, она остановилась посередине и увидела, что со всех сторон на нее пялятся сорок мужиков в зеленой форме — и такая тишина, что слышно, как бурлит в животе, а со стороны