Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нужно сказать, год предыдущий, одна тысяча восемьсот семьдесят второй, тоже был не особенно удачным для российской экономики. Европа активно переходила на золотой стандарт и в обслуживание кредитов наши серебряные рубли брали все менее охотно. Франция ввалила в казну Германской Империи первый транш контрибуции, вызвав тем настоящий финансовый заворот кишок. Берлин пребывал в экстазе. Им казалось, теперь средств хватит на все. На любые проекты или потребности…
Два миллиарда франков. Мир был потрясен до глубины души. Никогда еще размер контрибуции не выражался такими, поистине астрономическими цифрами. Однако же, в этом заборе из нулей пряталась коварная ловушка. Я, мы с Рейтерном, как и прочие любители посчитать чужие деньги, немедленно перевели «французскую дань» на рубли, и удивились. Семьсот миллионов?! Позвольте! Но это ведь всего на всего — один годовой бюджет Российской Империи! И даже слегка меньше бюджета Германии. Чего же тут колоссального? С чего весь этот экстаз?
Тем не менее, единовременное вливание в германскую экономику весьма крупных сумм здорово ударило по нашей финансовой стабильности. Рушились многолетние торговые связи. Доходы от внешней торговли падали. Тем более, что мы как раз тогда занимались агрессивной скупкой стремительно дешевеющего серебра, для чего изымали из оборота все деньги, до которых могли дотянуться.
Газета «Новости», подводя итоги деятельности Нижегородской ярмарки, писала: «Нижегородская ярмарка кончилась. Увы, результаты её в этом году так печальны, как никогда. Торговли почти не было, привезённые товары остались на руках и если не пролежат до будущей ярмарки, то будут проданы с убытком. Кроме того, указывают на множество банкротств, побегов и протесты векселей». Об Одесской ярмарке:
«Завтра последний день нашей одесской ярмарки, продолжавшейся до первого октября в течение двух недель. В нынешнем году она дошла, кажется, до последних пределов ничтожества».
Там же сообщалось:
«Наши железные дороги в нынешнем году переживают решительный кризис, сказавшийся в повальном понижении доходности этих предприятий. В самом деле, сборы ж. д. падают с каждым месяцем и представляют уже весьма крупные недоборы сравнительно с прошлым годом».
Купцам просто некуда стало возить товары.
«Истекший год, — писали „Санкт-Петербургские ведомости“, подводя годовые итоги, — не может быть причислен к благоприятному в экономическом отношении. Затруднения чувствовались и в торговле, и в денежном обращении».
В обзоре газеты «Новости» писали:
«Старый биржевой год завещал новому „тяжёлую ликвидацию и недостаток денег“… Сделки на бирже второго января были из рук вон вялы. Зала была полна продавцами бумаг и блистала отсутствием покупателей… Если мы сравним курсовой бюллетень за конец декабря истекшего года, то увидим только одно: курсы на все бумаги пятятся назад».
Газета «Современные известия» писала:
«Двадцать девятаго и тридцатаго сентября московская биржа находилась в страшном переполохе: подобной паники не замечал никто из старожилов московской биржи. Сделок не было положительно никаких; самые лучшие бумаги не покупались никем, денег нельзя было найти ни за какие проценты: несколько дней тому назад частный дисконт доходил до двенадцати с половиною процентов, и то денег нет».
Несколько дней спустя та же газета констатировала, что Московская контора Государственного банка совершенно неожиданно, не предупредив никого, прекратила учёт векселей и переучёт их от частных банков.
Я сохранил вырезки из газет в своем личном архиве. Чтобы помнить. Чтобы не забыть и потомкам передать простую истину: деньги — это кровь экономики. И если ты, в гордыне своей, решился играться с силами, объять которые не в состоянии, знай! Ты едва не убил свою страну!
О, а как в том же семьдесят втором все хорошо начиналось. Газетные полосы были полны энтузиазма. С пахнущих цинковой краской листов выливались целые потоки восторга, а то и откровенной лести.
Общий оборот внешней торговли достиг к январю семьдесят второго семьсот семьдесят миллионов рублей, тем самым увеличившись с года шестьдесят седьмого почти в два раза. Зимние ярмарки семьдесят первого отработали с рекордными итогами. Одна Нижегородская переварила товаров без малого на двести миллионов! Общий оборот внутренней торговли превысил два с половиной миллиарда рублей! Мы с Николаем торжествовали. Наши с ним реформы давали первые результаты.
Январская газета «Новости» писала:
«Банковое дело усиливается у нас с каждым годом всё более и более. Возникновение новых банков ясно доказывает, что они становятся необходимыми вместе с развитием промышленности и торговли, что кредит получает всё большее значение… Но банковская горячка и акционерная игра получили всюду такое развитие, что постоянное учреждение новых банков и предприятий обратилось в некоторую страсть».
Из годового обзора газеты «Биржа»:
«В минувшем году образовано девять земельных банков, десять коммерческих и пятнадцать обществ взаимного кредита. Число общественных банков тоже увеличилось на четырнадцать. Кроме банковых установлений, в прошедшем году учредилось множество каменноугольных, горных компаний и заводов механического производства. Истинным чемпионом в этом выступают сибирские провинции».
Это я тоже сохранил. Пусть в газете ни слова не говорилось о Томской губернии, но уж мне-то подсказок и не нужно было. У меня на рабочем столе отчеты губернаторов со всех краев Державы горой были навалены. К концу второй недели чтения этой беллетристики, я окончательно возненавидел фантастику. Вкупе с сочинявшими ее губернаторами.
И тем страшнее был удар семьдесят третьего. Из двадцати пяти банков, созданных в первые годы восьмидесятых, половина потерпела крах. В том числе: Херсонский, Керченский, Курский, Рыбинский хлеботорговый… Наш СТПБ удержался единственно нашими с Асташевым вливаниями. Кокорев готов был в ноги пасть, с тем только, чтоб я согласился вложить не менее полумиллиона в его Волжско-Камский коммерческий банк. Василию Александровичу я, конечно же, помог, но всю банковскую систему целиком облагодетельствовать не мог.
А в мае семьдесят третьего на фондовой бирже в Вене случился обвал. И в точности по той же причине, что и у нас. Из-за «перегретости» рынков. Только наш кризис вызвали наши с императором действиям, а в Австрии и Германии вследствие стремительного роста кредитов. Понадеявшись на «бездонный» французский долг, банкиры выдали огромные кредиты, по которым многие из потребителей просто не смогли рассчитаться. Европу охватила паника. Вкладчики требовали от банков возврата средств со счетов. Вслед за Веной обрушились рынки в Амстердаме, Берлине и Цюрихе. После того, как германские банки отказали в продлении долга американским компаниям, кризис перекинулся через океан, в САСШ.
К осени сдалась крупнейшая инвестиционная компания Америки, «Jay
