Джей».

* * *

В субботу накануне Пасхи я проснулась с ощущением, как будто мое тело ночью подменили. Я постаралась понять, что у меня не так.

Голова у меня не кружилась.

Я встала. Головокружения не было.

Прошлась по комнате. Голова не кружилась.

Подошла к балетному станку и заметила на полке вверху банку с пудрой. Я потянулась, готовая упасть, но этого не произошло. Я сбежала вниз, чтобы побыстрее рассказать обо всем Кейси. Я была такой эгоисткой, что даже не подумала о желании подруги немного дольше поспать в субботу, на что та имела законное право: Кейси целую неделю возила мою дочь в садик, ухаживала и за ней, и за мной, прикованной к постели. Я чувствовала себя великолепно, не просто лучше, а очень хорошо. Я знала, как реагирую на лекарство, но это было совсем другое ощущение. Как прежде, еще до болезни. Кейси упадет в обморок, когда узнает. Оказалось, что она уже не спит, а рядом с ней сидит Аори и заплетает ей волосы в косы.

— Кейси! — прошептала я. — Смотри. Я снова потянулась и сделала пируэт.

— Джулиана! — не разочаровала меня своей реакцией Кейси. В ее голосе звучали и радость, и удивление.

— О Кейси, можно пойти на занятия? Давай оставим девочек с Конни всего на час. Я чувствую себя человеком, Кейси. Я не могу поверить, что все в порядке.

Она улыбнулась, зевнула и сказала:

— Конечно, Джулиана, это великолепно. Я счастлива за тебя. Я приняла душ, получая колоссальное наслаждение от того, как мыло с крупицами овсянки скользит по коже. Я могла сама подрезать себе ногти, натянуть трико, завязать туфли. Сама. Умница. Мама молодец! Я выбежала из кухни и покрутила Аори. Мне показалось, что она весит не меньше семидесяти фунтов. Но главное, что я уверенно кружила свою малышку. Мы купили девочкам сладостей на завтрак и направились к Конни.

— О Кейси, посмотри, подснежник. Смотри — нарцисс! — восхищалась я.

Я заставила ее остановиться посреди дороги и сделала еще один пируэт.

— Что на тебя нашло? — спросила она.

— Я не знаю. Может, случилось чудо, на которое мы все так надеялись.

— Не переусердствуй, — предупредила Конни, когда увидела меня. — Ты знаешь, что это может привести к ухудшению.

— Я хочу переусердствовать, Конни. Я помню, как это было раньше.

— Раньше, но не сейчас. Ты больна теперь.

— Нет, теперь нет. В эту минуту нет.

На занятиях все, кроме Ли, которая просто поздоровалась, вели себя так, будто в комнате появилось привидение. Они даже потеснились, чтобы дать мне больше места у станка.

Я не была на занятиях много месяцев. Последний раз мы посещали их с Каролиной. У меня все болело, так что казалось, словно на руках висят мешки с песком, и мышцы сопротивляются любому напряжению. Через пятнадцать минут я была в поту. Через полчаса мне пришлось остановиться и присесть на коврик. Я выпила залпом целую бутылку воды.

Началось время основной тренировки, и Ли по неизвестной мне причине сказала, что мы будем выполнять боковое скольжение с заключительным прыжком.

— Джулиана, прошу тебя показать упражнение, — обратилась она ко мне, и я в ужасе уставилась на нее.

Я не могла поднять себя с пола. Попыталась оторваться, но у меня ничего не вышло. Я словно приклеилась к бутылке с водой. Женщины выжидающе смотрели, а одна молоденькая девушка начала нетерпеливо постукивать ногой. Кейси помогла мне встать, и я, словно заведенная игрушка, прошла в дальний угол зала и выполнила упражнение. Тренер скомандовала сделать полный поворот, и я сделала три полных оборота, ощущая, что вытаскиваю из болота гиппопотама.

— Давайте приступим к растяжке, — сказала Ли.

Мы прошли к своим местам, и одна маленькая рыжеволосая женщина, которую я узнала только потому, что она жила неподалеку и имела около полудюжины рыженьких детишек, которых вечно волокла на себе во время пробежек, начала робко аплодировать. Кейси немедленно присоединилась к ней. Вскоре до меня донесся звук громких рукоплесканий. Тренер подошла ко мне и положила мне руку на плечо.

— Браво, Джулиана, — проговорила она.

Больше никто не сказал ни слова. Мы вернулись к упражнениям на растяжку.

Принимая душ второй раз за день, я вынуждена была присесть в ванной.

Мне было дурно, но не из-за болезни. Я чувствовала себя по-хорошему уставшей. Я и вспомнить не могла, когда последний раз испытывала такую нагрузку. Завтра дети приедут от сестры. Оформление продажи дома назначено на понедельник. У меня возникло странное, знакомое с детства ощущение, когда высыпаешься днем. Ты просыпаешься, чтобы застать время изменившимся. И мир вокруг тоже. Тени по-другому падают. И кажется, что ты что-то пропустила. Такое же ощущение посещало меня после просмотра дневных сеансов в кино и спектаклей в театре. Как могут выдерживать актеры на Бродвее это щемящее чувство грусти? После пробуждения первым делом я увидела огромные лопасти вентилятора под потолком. Я лежала в затемненной комнате в ожидании заката.

Мне показалось, что я все еще сплю, потому что услышала плач. Не Аори или Эбби — я услышала, что плачет младенец.

Очевидно, мой отец не умеет исчезать в пространстве, иначе он воспользовался бы ближайшей дверью (да что там дверь — даже маленькое окошко подошло бы), чтобы только избежать встречи с нами. Он быстро пришел в себя, хотя я заметил, как он нервно сглатывает, как будто в горле застрял комок хлеба. То, как он встретил нас, своих любимых и заблудших детей, после разлуки длиной «всего» шесть месяцев, тронуло бы любого.

У него был такой вид, словно мы явились, чтобы вручить ему повестку в суд.

— Хмм, Джой, — сказал он, выдержав значительную паузу, и она была красноречивее любых слов, — я хочу познакомить тебя со своими детьми. С теми, другими детьми. Это Каролина, а это Гейб.

Мне хотелось рассмеяться. Вот мы и оказались все вместе, люди, о которых часто рассказывала Кейси. Те, другие люди. Девушка постарше пожала нам руки, которые показались мне длинными и покрытыми веснушками. От них приятно пахло персиками.

— Я Джой, а это, как вы, конечно, догадались, Амос.

Мы, конечно, понятия не имели, кто такой Амос, но все прояснилось довольно быстро.

— Амос — это наш с Джой сын, — объяснил мой отец, который стал не просто новым Лео, а новорожденным Леоном.

— Великолепно, аплодисменты, — произнес я.

Я наверняка упал бы со стула, если бы сидел на нем.

— Как вы меня нашли? — поинтересовался отец.

— Бог ты мой, и мы тоже рады тебя видеть, — ответил я в тон ему.

Вирджиния стояла у двери. Не говоря ни слова, она сумела дать понять, что охвачена праведным негодованием.