Альтман положил перед собеседником еще одну фотографию.

Прокурор недоуменно взглянул на переплетающиеся узоры:

— Это отпечатки пальцев?

— Да. Вы ведь знаете, что у каждого человека они уникальны и неизменны?

— Разумеется, знаю. Даже у однояйцовых близнецов они разные.

— Именно. Они формируются еще в период внутриутробного развития. Они обусловлены как генетическими, так и механическими факторами. Генетическая наследственность определяет форму, но эта форма модифицируется в зависимости от движений в первые месяцы жизни — как, например, при сосании большого пальца. Как раз поэтому папиллярный узор различается даже у близнецов. Раз сформировавшись, он остается неизменным навсегда. Он может восстановиться даже в том случае, если вы, например, сожжете себе пальцы кислотой.

— К чему вы клоните?

— Вам известно, что ФБР заключило соглашение относительно замены системы IAFIS?

— Разумеется.

— IAFIS содержит отпечатки пальцев более сорока семи миллионов человек. Это самая большая картотека в мире. Но этого все еще недостаточно. Мы работаем над новой базой биометрических данных. Базой нового поколения. Новая система увеличит возможности нынешней и сильно ее расширит — помимо отпечатков пальцев, в нее войдут отпечатки ладоней, а также добавится сканирование радужной оболочки глаза и лицевых тканей. Вы знаете, каких затрат это потребует?

— Я слышал о пятистах миллионах.

— Миллиард, — уточнил Альтман. — На это потребуется миллиард долларов. Именно столько ФБР готово заплатить группе Локхида Мартина, чтобы это осуществить[15]. Все это для того, чтобы создать самый мощный, самый гибкий, самый фантастический инструмент в помощь правосудию и борьбе против терроризма.

— Еще раз спрашиваю: в чем проблема?

Альтман взглянул прокурору прямо в глаза:

— Отпечатки пальцев Уойяка, которые вы видите на этой фотографии… Они не те, что были раньше. Они изменились.

Раньше

Под Рождество Марион попала в больницу.

За последние сутки боли в животе постоянно усиливались. Натан осмотрел ее, сделал все положенные в таких случаях анализы и несколько дополнительных — на всякий случай, как он сказал. Повода для срочного хирургического вмешательства не было. Основная гипотеза звучала так: аппендицит в начальной стадии. Поскольку явной опасности это не представляло, а плановых операций накопилось достаточно, Натан решил оставить Марион на ночь в больнице под постоянным наблюдением. В случае если ее состояние не улучшится, он собирался прооперировать ее на следующий день.

От этого она почувствовала себя увереннее.

В любом случае, Натан оставался на ночное дежурство, так что она будет не одинока. Тем более что он поместил ее не в отделение внутренней хирургии, а в свое — ортопедической хирургии, поскольку больше полагался на своих ассистентов и медсестер, с которыми давно сработался.

Марион рассматривала свою палату.

Впервые она находилась в Отель-Дье в качестве пациентки.

Игла капельницы в локтевой ямке. Неоновый свет с улицы. Ночной столик, на нем графин с водой и стакан. Шкаф. Кровать.

Сейчас она замечала детали, на которые никогда не обращала внимания раньше, когда принадлежала другому миру, миру людей в белых халатах, совершающих визиты к больным.

Игла причиняла ей боль. Неоновые огни, на которые она теперь смотрела снизу вверх, слепили глаза. Графин находился слишком далеко, и она не могла бы до него дотянуться. Стакан был не очень чистый. Шкаф — колченогий. Кровать ужасно скрипела. Матрас был продавленный и неудобный.

На самом деле ее просто одолевал страх.

Конечно, она знала, что аппендицит — это пустяк. Сотни раз она говорила пациентам: «Вас нужно госпитализировать». Однако вплоть до сегодняшнего дня не могла осознать степень отчаяния и ужаса, которые эти простые слова вызывали у людей, всех без исключения.

У вас забирают одежду. Взамен выдают балахон с завязками на спине, в котором ваши ягодицы при каждом движении оказываются на виду. Вам меряют температуру. К вам приходят люди в белых халатах. Эти люди кажутся вам огромными, гораздо выше вас, потому что вы смотрите на них снизу. Они говорят между собой на непонятном языке. Улыбаются вам. Ощупывают вас. Дают вам понять, что все хорошо. Потом вам приносят поесть. Потом гасят свет.

По сути, вы превращаетесь в младенца.

Марион знала, что это ощущение потери контроля над происходящим может вызвать общую панику у всего организма. У пожилых людей в таких случаях может развиться даже паническое расстройство, которое длится порой довольно долго. В таких случаях им колют нейролептики — точно так же, как настоящим сумасшедшим. Но в той или иной форме такое состояние испытывают все без исключения. Например, Марион переживала нечто похожее всякий раз, когда уезжала на каникулы, а позже — в отпуск. Оказавшись на новом месте, она была вынуждена первые несколько дней принимать успокоительные, чтобы не запаниковать.

— Мне страшно.

Натан улыбнулся:

— Это нормально.

— А ты попадал когда-нибудь в больницу?

— Да.

— И тебе тоже было страшно?

— Конечно.

Марион перевела взгляд на капельницу, потом снова посмотрела на Натана:

— Я хочу, чтобы это был ты.

— Чтобы я — что?

— Чтобы ты сделал мне операцию.

Натан удивленно взглянул на нее:

— Ты серьезно?

— Ты можешь это сделать?

— Да, конечно. Это же просто аппендицит. Я практиковался в хирургии внутренних органов — правда, давно, но все же мои познания отличаются от средневековых.

— А это не запрещено?

— Нет. Правда, обычно так не делается. Но это не запрещено.

— Тогда сделай это.

— Ты уверена? Ты действительно этого хочешь?

Мужчины любопытны.

Порой — такие умные, такие знающие… И все же постоянно сомневающиеся во всем.

Они смотрят на вас и нерешительно спрашивают: «А ты уверена?..», в то время как вы уже знаете, что вы будете жить вместе, потом поженитесь. Вы знаете, как обставите ваш дом. Знаете, сколько заведете детей.

Марион облачилась в свой балахон, словно в подвенечное платье.

— Да, я этого хочу, — ответила она.

Натан Чесс тщательно мыл руки раствором бетадина, обуреваемый самыми противоречивыми чувствами.