Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сорок дней…, сорок ночей Господь был среди камней и печаль о предстоящем не смутила Страдальца, в сердце Своем Он радовался ей! Искушал Его сам сатана, оставшись без победы над Сыном Божиим, возненавидел он все, чего коснулись ответы Христа, даже свои изощренность и самого себя. Отойдя, он не пал ниц, пред Тем, Кого более всего хотел видеть перед собой на коленях, но сотрясся от взгляда, который убьет его надежду — антихриста. Зло возбурлило в нем от осознания неизбежности скорого освобождения святых из ада и прежде всего первого, обольстившегося его коварным обманом Адама. Это освобождение души первочеловека — предвестие вечного падения, восставшего и поверженного архистратигом Михаилом первого из ангелов Денницы. Я видел свет от Лика Христа, и мой дух пал от моей греховности, потому как нет времени искупить… — Услышав исповедь о виденном последнего, Никодим и «Михей» переглянулись, осознав, кто избранник, и что теперь путь лежит к Игнач Кресту…
Подкрадывалось утро, восход светила не заставит себя ждать, нужно успеть встать перед источником света светов до первого луча. Кто знает, сколько идти до своего, и успеешь ли дойти до конца жизни. Кто-то сможет доползти по невероятно сложной, испещренной препятствиями, длинной стезе, а кто-то и несомый Самим Богом, умудрится вырваться перед самыми воротами Царствия Небесного, сорвавшись с лестницы в пропасть погибели.
Никодим шел по привычке, не выбирая путь, как и нужно ходить по Демянскому бору, а поднимая ногу, ставил ее на подставленный под нее Проведением Господним клочок земли. Уже занималась зарница, говоря ему, что приходит время, давно ожидаемое им. Он помнил такую же, чуть ли не кровавую, в день, когда ушли один за другим, те двое «отшельников», которых они с Прохором сменили сто лет назад. Как же тяжел был тот день от груза нависшей ответственности перед Самим Богом, и как легок сегодняшний в осознании скорого предстояния пред Ним…
Опушка, как и вчера с утра, когда он со Смыслов-ским, Олегом и «Михеем» ворвался на нее, неожиданно открыла для шестерых свои объятия. Подойдя к нескольким плотно стоявшим друг к другу деревьям, Никодим определил восток и встал к ним таким образом, чтобы солнце всходило через эту маленькую рощицу. Он застыл с закрытыми глазами, почувствовав, как подошел «Михей» и плотно прижавшись к нему, затянул, хотя, кому-то и могло показаться, что завыл, подхваченное человеком «Господи помилуй». Земля затряслась, подул жаркий ветер, первый луч, вырвавшийся из-за горизонта, скользнул по макушкам дерев и накрыл полянку. Все шестеро упали на колени, но не закрыли глаза. «Отшельник» смотрел, уже не мигая на крестообразную форму нестерпимого света, просвечивающуюся сквозь хвою древних елей, пока те не полыхнули, как купина перед пророком Моисеем. Языки пламени оторвались от вершков и поднявшись в высь с шумом опустились на присутствовавших. Вся опушка занялась зарницей восходящего солнца, мощь светового пучка, набрав за хвоей полноту, ударила лучами, охватившими всех шестерых, и так же неожиданно, как началось, все закончилось, оставив за собой аромат божественный трав, не имеющих аналогов на земле.
Бесполезно говорить, что испытывал каждый, до, вовремя и после. Через какое-то время, идентифицировав себя и место, где находились, они, встав в круг, смотрели, не веря глазам, ощупывая высокого белокурого великана, буквально помолодевшего за мгновение, вполне здорового и крепкого…
ПЛЕННИЦА
— Идите прямо, дети мои, «отшельник» скоро последует за вами, вы и не заметите его отсутствия. Мне нужно кое-что объяснить ему наедине — в этих местах сложно ориентироваться, но тайны эти не для всех. Простите ради Бога! И не бойтесь никого, беглецов уже нет здесь.
Марина, Захар Ильич, Олег и не думая прощаться, развернулись и направились по указанному направлению, через пять минут лес внезапно оборвался, будто спал, как воды водопада в обширный луг с сочной травой. Немного потоптавшись в нерешительности, памятуя о чудности этих мест, и опасаясь направиться в одно место, а попасть совершенно в другое, они, все же выбрав небольшую возвышающуюся над остальным полем, косу, пошли вдоль нее, надеясь, что именно так дойдут до «Газели».
Оставшиеся в бору трое, недолго помолчав, каждый о своем, по предложению Никодима, отправились к огромному дубу, откуда не возьмись, появившемуся посреди реки на маленьком островке.
— Ну что монах, неожиданно?
— Неожиданно. Нооо… я даже не знаю…
— А и знать нечего… Твои друзья ушли целыми и здоровыми, а мои сто лет назад полегли на следующий день от рук палачей…
— Ну я жил в деревне в юности, но лес для меня загадка…, а тем более бор…
— Не беспокойся, есть еще шестеро «хранителей», они скоро появятся.
— Когда и где их ждать?
— Они найдут тебя в самый подходящий момент — он скоро будет. До этого часа не бросай друзей — они нуждаются в тебе, с ними и первое испытание для тебя будет. Господь с тобой, потому ни о чем не думай! Помни, как только услышишь «Кто Господень ко мне!» — лети на всех порах, придет время, когда сила твоей мысли станет настолько мощной, что она сможет тебя, при необходимости, доставить в нужное место. Ты научишься говорить с остальными шестью на расстоянии, но избегай людей и их желаний, особенно старайся отвадить охотчиков до экстремальных ощущений, таким бор не показывай, а сами не найдут!
— Всегда один — я часто об этом думал, но почему-то казалось, что не смогу без непосредственного общения с людьми, если испытаю не воплотившееся в чем-то желание помочь, гнетет изнутри совесть, мол, зачем ты живешь, если никому сегодня богоугодного не сделал?!
— Знакомая беда…, забудь…, здесь все одно: что не минута, то польза — служи…
— А вот, отче, зверя такого можно будет приручить?
— Приручить не получится…
— Не у каждого «хранителя» может быть такой?…
— У каждого обязательно есть. Все звери тебе друзья, не будет тех, кто сможет тебя ослушаться, но такой… — Никодим обернулся к «Михею»:
— Теперь в самый раз… — Пес преданно посмотрел на человека, вытянул шею, взвыл и встав на задние лапы, застыл. Глаза животного постепенно засветились светом, который начал просвечиваться и через тело, как бы пробиваясь сквозь маленькие шовчики, будто шкура его сшита из множества маленьких кусочков, пока, наконец, все животное не превратилась в вытянутый пучок света, постепенно обретший еле угадываемый силуэт молодого человека. Нижняя часть его не касалась земли, а воображение человека, не в состоянии принять такое противоречие с законами физики, дорабатывало видимое до общепринятого — свет складывался таким