– Не пристало христианину торговать своими единоверцами, тем более продавать их язычникам!

– Это ты к чему? – нахмурился боярин.

– Твои люди меня на капище продали!

Боярин качнул головой:

– Ты, воин, что-то спутал. Я челядью не торгую.

«Лжешь!» – едва не вырвалось у Молодцова, но он сумел сдержаться. И процедил аккуратное:

– Твой человек продал меня варягам на капище!

– А-а-а, этот… – вспомнил боярин. – Да, знаю. Так это твой человек был, тот, кого продали?

– Я это был! – буркнул Молодцов.

– Ты? – удивился боярин. – Мне сказали: холоп беглый. А ты-то воин. И тут, змей, соврал, значит.

– Тогда я еще не был воином, – честно признался Молодцов.

Боярин помолчал, подумал немного, потом произнес рассудительно:

– Это судьба. Перун – не Сварог. Абы кого на Перуновы игрища не возьмут. Приказчик мой, плут, нажиться хотел, а вышло, что дорогу тебе найти помог.

– Так мне что же, поблагодарить его? – язвительно проговорил Молодцов.

– Обойдется, – отрезал боярин. – Он свое получит. Сполна. Но коли ты за вирой пришел, то я дам. Человек это мой. С меня спрос.

Данила покачал головой:

– Не надо мне ничего, боярин, благодарю. Прав ты. Судьба это.

– Как скажешь. А теперь я спрошу: приказчика моего зачем пугал?

– Я это тебя, боярин, напугать хотел. – Данила глядел в пол, как набедокуривший школьник.

– Меня?

Боярин добродушно рассмеялся. Молодцов тоже улыбнулся: действительно смешно выходит.

– Ну что ж, пусть и ему урок будет, – закрыл вопрос боярин. – А ты от виры зря отказываешься. Серебро лишним не бывает.

– Не надо, – мотнул головой Данила.

– И впрямь ты, Данила, Молодец, – заметил боярин. – Дерзкий, но в меру. И не жадный. И с пониманием. Да ты садись уже, – предложил боярин, сам тоже опускаясь в кресло с высокой резной спинкой. – Вина вот выпей, о себе расскажи.

«А почему бы и нет?» – подумал Данила. Он сел, взял кубок…

– Я, боярин, не все о себе помню. Помню, что в лесу был, а потом получил тупой стрелой в голову… Ну и забыл, что раньше было.

– Такое бывает, – покивал боярин. – Дальше рассказывай…

Данила противиться не стал, поведал вкратце о своих приключениях, только плавания за море коснулся совсем вскользь: мол, сходили в Булгарию по приказу великого князя, и все.

– А чем закончилась та история с ведуньей, которая одурманила твоих друзей? – неожиданно заинтересовался боярин.

– А ничем. Сбежала она.

– Сбежала, значит?

– Ага.

Данила секунд двадцать выдерживал пристальный взгляд боярина, но потом все же отвел глаза.

– А ведь ты не все мне рассказал, Данила Молодец. – Боярин глянул на Молодцова в упор: – Я ведь знаю, зачем вы в Булгарию ходили. Рассказал мне об этом князь. И о тебе тоже рассказал. Нет, не говори ничего, – остановил он Молодцова, собравшегося оправдываться. – Правильно, что не рассказал. И знаешь, обережник… Иди-ка ты ко мне в гридь!

Предложение было… знатное. Щедрое. Гридень князь-воеводы Серегея – это не хуже, чем гридень великого князя. А может, даже и лучше, если судить по броне и оружию.

Однако Данила не колебался:

– Спасибо, боярин, но нет. У меня свои друзья, свое дело.

– Ну как знаешь, – боярин не стал настаивать. – И на вот, возьми, – боярин положил на стол увесистую золотую бляху с выпуклым изображением сокола. – В память о нашем разговоре.

– Спасибо, – искренне ответил Данила, радуясь, понятно, не цене подарка, продавать он его все равно никогда не станет.

– Ступай с Богом.

Когда Данила вышел из комнаты, к нему тут же подскочил Скорохват:

– Ну как?

– А? Что? Не волнуйся, Скорохват, все со мной отлично, и у нас все отлично. – Он обнял рукой друга за шею. – Не волнуйся. Хороший у вас батька, – бросил он стражам у ворот. – Пошли теперь. Воислав, наверное, нас заждался с остальными.

Батька и остальные обережники, разумеется, ждали своих собратьев, но уезжать никуда не торопились, поэтому общим решением было постановлено перенести отъезд на завтра, а пока устроить пир в честь высокой встречи Молодцова. За время застолья никто у Данилы не спросил, о чем он разговаривал с боярином, хотя, учитывая его репутацию и репутацию Молодцова, теории наверняка строили самые разные, но друзья есть друзья, придет время, захочет, побратим сам все расскажет, а нет, значит, и нет.

Злоупотреблять алкоголем никто не стал, и после заката Данила и Улада поднялись к себе, пир сам собой затух.

Будущие муж и жена лежали рядом, неспешно лаская друг друга, спешить им было некуда, до утра еще куча времени.

– Значит, ты поедешь к этому кузнецу? – нежно и грустно спросила Улада.

– Какому кузнецу? – без задней мысли спросил Данила, убирая прядь с девичьей щеки.

– Тому самому, Вакуле.

– А, к нему, ну да, заедем по пути. Почему тебе это не нравится?

Поскольку путешествовать на этот раз пришлось не на ладье, а на санях, Уладе пришлось остаться в Киеве, ей буквально не хватило места.

– Как будто не знаешь почему, опять поедешь к этой…

– Ну что, Уладушка. – Данила сильнее прижал свою невесту к себе. – Неужели ты всерьез ревнуешь меня к какой-то девчушке? Ну посмотри на себя, краше тебя нет на свете, горячее, ослепительней, моя дорогая. – Молодцов зарылся носом во вкусно пахнущие волосы. – А Вакуле я очень многим обязан, я должен повидать перед тем, как мы поженимся, и с батькой попрощаемся.

– Я думаю, тебе все равно не надо ездить.

– Ну не упрямься, дорогая.

– Не езди к Вакуле.

Улада отодвинулась от Молодцова, и в ее голосе было что-то… что-то не то. Данила понял, что за этим стоит не простая ревность, а что-то еще.

– Но почему? – искренне удивился он.

– Не знаю, не езди, я боюсь почему-то.

– Ну как же так, милая, там мои друзья будут. И вообще, я зимнего моря не испугался, царей, князей и печенегов. Неужто я от какого-то кузнеца к тебе не приеду?

Он притянул девушку к себе. Поцеловал, снова и снова. Сначала Улада натурально пыталась сопротивляться, но в итоге полностью отдалась во власть мужчине.

Тянуть дальше с отъездом было уже нежелательно, поскольку медленно, но уверенно наступала весна. Кроме того, совсем недолго осталось до Праздника, который по языческой традиции приходился на весеннее равноденствие. Воислав хотел прибыть к своей жене и уладить все дела до него. Поэтому на двух запряженных санях вшестером обережники отправились в свое очередное путешествие. Еще одни сани взяли с собой порожняком. Все они нужны были, чтобы перевезти имущество Воислава в его новое имение. Вернее, старое, потому что вроде как та земля раньше принадлежала роду Воислава. Земля была богатая, на холме возле реки, кругом полно рыбы и дичи, земля плодородная, рядом болота и борти, откуда холопы собирали руду, мед и иные недешевые товары. А из-за чего Воислав ее потерял, Молодцов так и не узнал толком. Данила ехал вместе с Шибридой и Клеком, а Скорохват уместился на второй телеге вместе с батькой и Бенемом. Бывший пленный степняк и не думал уходить из ватаги и теперь занимал то же место в ватаге, что когда-то принадлежало Даниле. Он даже чувствовал небольшой укол ревности, что у Воислава появился новый личный ученик, но быстро одергивал себя. Молодцову даже намекнул Скорохват, что Бенем договорился с Воиславом, чтобы тот оставил его у себя в поместье на обучение. По всему выходило, что Молодцову следует только радоваться за своего побратима из ватаги.