– Но дело-то так точно и обстоит, – сказал Басаргин. – Помните первый материал, что нам прислали из Лиона. Омар Рахматулла беседует с Джабраилом Алхазуровым – там именно об этом идет речь. Причем перенос террористической деятельности на российские города рассматривается как одно из средств срыва амнистии.

– Вот-вот, директор именно так на вопрос и посмотрел. И дал «добро» на полные действия во всем комплексе мер. Генерал Иванов уже сегодня поедет в командировку в Европу, и нам никто мешать, надеюсь, не будет. Теперь... – Генерал, видимо, хотел сказать «докладывайте», но вовремя спохватился, что он не в своем кабинете находится и не с подчиненными общается. – Я хотел бы познакомиться со всеми материалами, если разрешите.

Доктор Смерть всегда обладал черным юмором и тут же подсунул генералу распечатку бытовых разговоров в прослушиваемой квартире. Одиннадцать страниц текста, ничего не дающего, все же входили в список «всех материалов дела».

Владимир Васильевич юмора не понял, поскольку был настроен серьезно.

– Новых переводов пока нет? – поинтересовался.

– Тобако сейчас должен беседовать с одним из них. Они слегка знакомы по Абхазии, узнали друг друга, но сразу вида не подали. Для Андрея Вадимовича, – пояснил Басаргин, – такое неузнавание выглядит естественным – он не хотел, чтобы о его прошлом наемника знали сотрудники по миграционной службе. Он должен создать такую обстановку, чтобы иметь возможность навещать эту квартиру, когда возникнет необходимость.

– Хороший ход, – согласился генерал.

– У нас, Владимир Васильевич, нет связи с группой Согрина. В поезде, должно быть, не слишком удобно пользоваться телефоном для ведения служебных разговоров. У вас какие-то данные есть?

– Сели на поезд они благополучно. Все в разных вагонах, чтобы прикрывать нужный вагон со всех сторон. Сохно, как раненого, даже в купе устроили... Так мне майор Султанов доложил. Когда проезжали через Гудермес, один из амнистированных пытался улизнуть, но какие-то люди блокировали его и заставили вернуться. Должно быть, это люди Алхазурова. Больше у меня данных нет.

– Это нам тоже известно. Известно и то, что с амнистированными едет Александэр Сулейменов. Теперь, когда мы знаем его воинскую специальность, реально предположить, что взрыв охраны генерала Иванова организовал и провел именно он.

– Да, скорее всего, – согласился Астахов.

– А вот жить в Красногорске вместе с амнистированными намеревается вовсе не он, а некий Урусхан Датуев.

– Откуда такие данные? – спросил Астахов.

– Агентурная подсказка, – скромно ответил Дым Дымыч, не желающий афишировать свое прошлое.

– Что это может значить? – спросил генерал и посмотрел на Басаргина, помня, как во время многих совместных операций Александр Игоревич просчитывал ситуацию заранее, благодаря своему особому дару аналитика.

– Пока я могу предположить только одно: если десять амнистированных решено принести в жертву, как думает подполковник Сохно, то этот самый Урусхан будет их палачом. Он, похоже, на особом положении при Джабраиле. Сначала именно Урусхану Джабраил поручил уничтожить ментовского капитана Ахмата Хамкоева, потом именно Урусхан «подчищал» в Гудермесе, уничтожая тех, кто мог дать хоть какую-то подсказку по отряду Джабраила. Здесь он тоже будет, вероятно, исполнять роль «чистильщика»...

– Может эта работа быть связанной с грузом, который везут амнистированные? Кстати, по нашим данным, каждый из них оставил семье по сто тысяч рублей. Видимо, это плата за перевозку этого самого груза.

– Едва ли, – пожал плечами Басаргин. – Я думаю, груз предназначается для самого Алхазурова, и его люди быстро его заберут... Нам, а скорее, вам, следует не пропустить момент и отследить передачу груза.

– Сегодня туда выедет бригада для осмотра места работы. Посмотрят, что там можно устроить. Конечно, общежитие будет полностью под нашим контролем.

– Тогда, товарищ генерал, нам остается только дождаться вестей от Тобако. На этом все новости кончатся, и будем ждать прибытия пополнения к боевикам... Телефоны первой троицы и Алхазурова под контролем... Алхазуров, наверное, сейчас отсыпается после дальней дороги...

– Да, он из подъезда не выходил... – сказал генерал. – Квартиру мы пока не установили, но подъезд контролируем...

Джабраил в самом деле долго спал в свое удовольствие. Но проснулся он, несмотря на такой длительный отдых, разбитым и уставшим. Впрочем, он и не ожидал иного. Москва всегда плохо на него действовала. Даже в четырех стенах он чувствовал нечистое дыхание большого города, не отдыхал, когда спал, и утомлялся дополнительно, когда просыпался. Поэтому находиться в Москве продолжительное время Джабраил не намеревался.

Умывшись, он долго стоял у окна, сквозь тюлевую штору разглядывая громадный двор. Двор проходной, люди там меняются постоянно. И ничего, в смысле обеспечения безопасности, такое разглядывание не даст, понял он вскоре. Тогда решил выйти, чтобы прогуляться по городу и хоть таким воздухом, но подышать. Конечно, это не горы – это газы. Но газы и в квартиру проникают, и квартира тоже – не горы... А на улице все же дышится легче.

Одеваясь, Джабраил проверил паспорта. В правом внутреннем кармане дипломатический паспорт, в левом внутреннем кармане паспорт российский. Этот – на случай, если заявятся в квартиру проверить жильца. Приходили же к первой прибывшей в Москву тройке. Могут и к нему прийти. Надо быть настороже... К расположению паспортов он привык и уже не спутает при необходимости.

Сунул руки в карманы, отыскивая ключ, и нащупал в одном из карманов диктофон, о котором после поезда просто забыл. Джабраил знал, то, что может показаться интересным и удачным сразу, потом может оказаться сущей ерундой. Стоит сейчас, даже малое время спустя, прослушать. Перемотал кассету и сел, не раздеваясь и не разуваясь, в кресло. Включил музыку. Начало было известно. Та женщина, когда-то, наверное, музыкальную школу закончившая, играла, не вызывая из инструмента ни одного чистого звука. Это не профессионально, звуки должны вытекать один из другого, но ни в коем случае один другому не мешать.

Джабраил раздраженно перемотал пленку дальше. Нашел свою игру. Включил.

Он умел относиться к себе трезво. Потому понимал прекрасно, что все навыки пианиста он давно потерял. Да он и не был никогда пианистом-исполнителем. Он только свою музыку играл. Но свою музыку он всегда играл хорошо. В этот раз играл плохо. Тогда, в поезде «Красная стрела», слушая, он еще не понимал этого. Тогда в нем еще эйфория от случившегося жила, и музыка еще в ушах сама по себе, отдельно от записи, звучала и подправляла то, что не удавалось сыграть. Сейчас он слышал себя со стороны и, даже делая скидку на диктофонную низкоскоростную запись, понимал, что играл не просто плохо, а очень плохо. Нельзя играть с такими деревянными пальцами. С такими пальцами следует дрова колоть или из автомата стрелять.