Хотя Антония и Уиспер сидели бок о бок, они не обменялись ни словом в течение долгих часов полета. На самом деле им нечего было друг другу сказать.

Антония сразу возненавидела Швейцарию. Она сочла здания старомодными и нелепо низкими (всего-то шесть этажей!), одежду местных жителей мрачной. Казалось, европейцы вообще не знали, что, кроме серого, коричневого и синего, в мире существуют другие цвета! И потом, все было так омерзительно правильно…

Вдали на вершинах лежал снег, но Антония после стольких зим, проведенных в пансионах, ненавидела его.

Она решила, что не задержится здесь надолго. Как только она наложит лапу на бриллианты, то снимет другой сейф в банке, неизвестном Адриану Уэсту, продаст немного камешков, чтобы пару лет не соваться в Швейцарию, и улетит в Италию. Она слышала, что там много произведений искусства, которые нуждаются в реставрации. Возможно, она сможет там сделать себе имя?

Пришло время ей начать жить своей жизнью.

Как только они вышли из аэропорта, Уиспер разнервничался, Антония тоже. Они подозревали друг друга в неминуемом предательстве и искоса друг за другом следили. Антония решила, что благоразумнее будет покончить со всем как можно скорее, если она не хочет впасть в истерику. В полном согласии они взяли такси и отправились в банк – одно из самых престижных заведений в Швейцарии.

Антония, привыкшая к небольшим филиалам в Калифорнии, удивилась, что их приняли в зале, который сделал бы честь поместью Адриана. Вся на нервах, она с трудом понимала певучий английский банкира. Ей показалось, что он странно произносит звуки, растягивая слова, как техасцы, которые говорят так, будто постоянно жуют табак.

Она думала, что ее заставят доказывать свою личность, подписывать кучу бумаг, – ничего подобного. Как только она продемонстрировала ключ и номер сейфа, банкир подозвал человека в костюме-тройке и приказал ему проводить «мадам и месье» в зал частных сейфов. Костюм-тройка отзывался на имя Герхарта Уилфрида. Он был очень любезен, но Антонии не понравилась презрительная искорка, мелькнувшая в его зрачках.

Вдоль стен зала стояли пронумерованные этажерки, их закаленная сталь мягко поблескивала. Человек в костюме-тройке указал Антонии на один из ящиков, затем вытащил из кармана жилета ключ на длинной цепочке. Каждый сейф, объяснил он, имеет два замка – замок банка и замок клиента. Без этих двух ключей дверцу отпереть невозможно.

«Раз он считает нужным объяснять мне, как это работает, значит, держит меня за неотесанную деревенщину», – подумала Антония.

Но у нее не было времени возмущаться. Дрожащей рукой она вставила свой ключ в свой замок и повернула его. Замок щелкнул…

Тогда мистер Уилфрид выдвинул длинный металлический ящик и указал ей на «отдельный кабинет», куда она может удалиться ради сохранения тайны. Этот бокс был похож на кабинку для голосования, куда граждане скрываются, чтобы нажать на одну из кнопок на машине, которая регистрирует голоса.

Банкир поставил ящик на стол и тихонько удалился.

– Вы можете не спешить, – посоветовал он им, задергивая за собой занавеску.

Уиспер тяжело дышал, на лбу у него блестели капли пота. Антония села, так как ноги ее не держали. Оба не осмеливались поднять крышку стального ящика.

Наконец Антония решилась. Резким движением руки она открыла шкатулку. Та была пуста.

Ни одного бриллианта, ни одного золотого слитка, всего лишь листок бумаги, на котором по диагонали шла размашистая надпись: «Гоча!»[12]

Под этим тянулась своеобразная подпись Рекса Фейниса, оживленная пометкой «С наилучшими пожеланиями… », написанной по-французски.

Антония застонала от ужаса.

Так это была последняя шутка Рекса. Нащелкал всем по носу. «Никогда в этом сейфе ничего не было, – поняла она. – Он проделал это все, чтобы отомстить нам, своим дочерям».

Уиспер заорал от ярости. Потеряв голову, он кинулся на Антонию, схватил ее за лацканы пиджака и приподнял над землей.

– Ты… ты… – запинался он, сам не понимая, что пытается сказать.

Его взгляд выражал невыносимое разочарование. Наконец, не зная, что делать с телом, которое он прижимал к себе, он изо всех сил отбросил ее назад, вложив в это движение всю силу своего отвращения.

Голова Антонии ударилась об угол стального ящика, который, пробив черепную коробку, вонзился в мозг, повредив жизненно важную зону когнитивных центров.

Мистер Уилфрид, встревоженный этим шумом, поспешил вызвать службу охраны.

Когда они ворвались в сейфовый зал, Антония уже сползла на пол. Большая лужа крови запачкала мрамор у нее под затылком. Она была такой же красной, как и ее волосы.

Однако она еще не умерла. Странно, но в те тридцать секунд, что ей осталось прожить, она вспомнила Рождество 1940 года, когда осталась одна в пансионе. Как же ей было холодно тогда… Так холодно.

Ее ладони скользили по ледяным плитам. На мгновение Антонии показалось, что она лежит на снегу во дворе пансиона. «Мне надо подняться, – подумала она. – Иначе мисс Снизон-Чепмэн снова меня накажет… » Но она не двинулась, так как в это время кто-то погасил свет. Никогда в жизни Антония не видела такой черной ночи. Она застыла на краю этой страшной пропасти и закричала голосом маленькой девочки: «Есть здесь кто-нибудь?» Никто ей не ответил.

О чем Антония с Уиспером не могли догадаться, запирая Сару в подвале заброшенного дома на окраине Венеции, так это о том, что в тот же день, когда они улетят в Швейцарию, в пустом здании поселятся битники.

Эта милая одуревшая компания вылезла из размалеванного автобуса, вытащенного с помойки, и заняла со всем своим шмотьем квартиру на третьем этаже. Накачавшимся контрабандной текилой и травкой шестерым маргиналам (четырем мужикам и двум женщинам) потребовалось немало времени, чтобы понять, что крики о помощи – конечно, сильно притушенные толстыми каменными стенами – доносились из подвала и резонировали по всем комнатам, следуя за проложенными в здании трубами.

Так что Сару освободили неожиданные оккупанты, которых ей своими воплями удалось вырвать из наркотической летаргии. Пошатываясь, трое бородатых придурков с блуждающими взглядами кубарем скатились с верхнего этажа, чтобы посмотреть, что происходит в подвале. Двое из них слегка бредили и были убеждены, что женский голос, доносившийся из недр земли, – это голос Лилит, великой библейской грешницы. Они очень возбудились при мысли, что получат ее послание и станут ее последователями. В таком состоянии Духа они втроем навалились на бронированную дверь и снесли ее с петель. Тем же способом они освободили Сару от наручников, чуть не сломав ей руку.