— Выходи за меня, — брякнул Тор. — И будь королевой.

Аэрин испуганно подняла глаза — она оказалась не готова к такому.

— В смысле, я женюсь на тебе как на королеве, а не стану делать тебя какой-то там Достопочтенной Супругой. Пожалуйста, я… ты нужна мне. — Он смотрел на нее, закусив губу. — И не делай вид, будто не догадывалась, что я попрошу. Я знал это долгие годы. И Арлбет знал. Он надеялся на это.

Так проще всего, — продолжал он с надеждой и болью во взоре. — Я бы сделал тебе предложение, даже если бы ты не привезла обратно Корону… поверь. Если б ты в жизни не убила ни одного дракона, если бы переколотила всю посуду в замке, если б родилась дочерью фермера… Я полюбил тебя… Я понял, что люблю тебя, в день твоего восемнадцатилетия, но, наверное, я любил тебя всю жизнь. Если ты не пойдешь за меня, я вообще не женюсь.

Аэрин сглотнула жесткий комок.

— Да, конечно, — произнесла она.

Остальные слова застряли в горле.

Обратно в Город, к Тору, ее привели не только судьба и долг. Она любила Дамар и его нового короля, и часть ее, не принадлежавшая больше никому и ничему, принадлежала Тору. И несколько дней назад, когда скакала в Город, торопясь вложить Корону в королевские руки, она неверно поняла, где на самом деле ее судьба. Да, она оставила то, что любила, чтобы идти туда, куда должна, но ее судьба, как и ее любовь, ее наследие, была двойственной. И поэтому выбор в итоге оказался легким, ибо Тор не мог ждать, а другая ее часть — не-совсем-смертная, не связанная верностью стране ее отца — способна мирно спать долгие годы. Аэрин улыбнулась.

— «Да, конечно» что? — отчаянно взмолился Тор.

— Да, конечно, я выйду за тебя, — ответила Аэрин и, когда он подхватил ее на руки и принялся целовать, даже не заметила пронзительной боли от лопнувших волдырей.

После этого она рассказала ему длинную историю, хотя о многом умолчала. Хотя Тор, вероятно, догадался о некоторых наиболее страшных вещах. Он задал ей множество вопросов, однако ни одного из тех, на которые она не могла бы ответить, — например, он не спросил, чье лицо было у Агсдеда и чего ей стоило второе расставание с Лютом.

Они ели долго и много, и их уединение лишь изредка нарушали мягко ступающие хафор с очередным блюдом еды. И к концу трапезы тени на полу, особенно вокруг кресла Аэрин, волшебным образом сделались необычайно густыми, и у некоторых выросли уши и хвосты.

Тор задумчиво разглядывал предводительницу йеригов, а та задумчиво разглядывала его.

— Что-то надо делать для твоего войска… или с ним, Аэрин.

— Знаю, — смутилась та. — Тека последние два дня кормила их только хлебом и молоком, поскольку — это ее слова — не желает работать в покоях, где пахнет лавкой мясника. Хорошо еще, там есть заброшенная черная лестница — я по ней тайком бегала к Талату. Но я с самого начала не понимаю, почему они пришли ко мне, и поэтому не знаю, как долго они намерены пробыть здесь или… как избавиться от них. — Она сглотнула и обнаружила, что смотрит в два спокойных желтых глаза. Хвост кошачьего вождя подергивался. — Нет, правда, я не хочу от них избавляться, хотя и понимаю, что им здесь не особенно рады. Мне будет одиноко без них.

Она припомнила, как они утешали ее в первую ночь после расставания с Лютом, и резко осеклась. Желтые глаза медленно моргнули, а Тор вдруг сделался очень занят, наполняя кубки заново. Аэрин взяла свой и заглянула в него, но увидела не Люта, а долгие годы в отчем доме, где ей не были особенно рады. И тут идея наполнить замок не самыми желанными гостями, чья многочисленность и хищная природа не позволяли бы их не замечать, показалась ей не лишенной привлекательности.

— Они останутся здесь столько, сколько пожелают, — объявил Тор. — Дамар должен тебе любую награду, какую тебе вздумается попросить, и, — сухо добавил он, — по-моему, было бы неплохо, если бы вы с войском кое-кого здесь припугнули.

Аэрин ухмыльнулась.

Потом он рассказал, что происходило в ее отсутствие. Большую часть Аэрин уже знала или догадывалась. Нирлол окончательно восстал вскоре после ее отъезда в Лютовы горы, и местные солы и окрестные деревни тут же присоединились к нему, а те деревни, что не согласились, подверглись разорению. Войско, оставленное Арлбетом для помощи в охране границ, попало в ловушку северян, к королю вернулось меньше половины. Арлбет в спешке выехал туда, оставив Тора в Городе для подготовки к надвигавшейся беде. И беда пришла. Она пришла даже раньше: когда Арлбет встретил Нирлола в бою, лицо у того застыло от страха, но от страха перед тем, что за спиной, а не впереди. И когда Арлбет убил мятежника, его последний вздох был вздохом долгожданного облегчения.

— Впрочем, Арлбет не удивился, — заметил Тор. — С момента пробуждения Маура мы знали, что сражаемся в проигранной войне.

— Я не знала, — заметила Аэрин.

— Арлбет не видел причин говорить тебе. Мы… мы оба знали, что ты умираешь. — Он сглотнул и побарабанил пальцами по столу. — Я думал, ты вряд ли доживешь до нашего поражения, так стоило ли еще больше омрачать оставшиеся тебе дни?

Когда ты уехала, в моем сердце впервые шевельнулась надежда. Записка, оставленная тобой… даже не слова, а само ощущение от этого клочка бумаги в руках… Я часто вынимал ее, просто чтобы коснуться, и каждый раз надежда вспыхивала с новой силой. — Он слабо улыбнулся. — Я заразил надеждой и Теку с Арлбетом. — Он помолчал, вздохнул и продолжил: — Я даже сжевал лист сарки и попросил, чтоб ты мне приснилась. И увидел тебя на берегу большого серебряного озера, рядом с тобой стоял высокий светловолосый человек, и ты улыбалась поверх водной глади и выглядела здоровой и сильной. — Он поднял на нее взгляд. — Никакая цена не казалась чрезмерной за радость снова видеть тебя здесь, исцеленной от того, что иначе давным-давно убило бы тебя. Никакая… Пусть ни Арлбет, ни Тека не разделяли моей уверенности. Я знал, что ты вернешься.

— Надеюсь, хотя бы Корона стала сюрпризом, — сказала Аэрин.

Тор рассмеялся:

— Корона стала сюрпризом.

Злые чары Маура рассеялись, битва была выиграна, и Город вздохнул спокойно. Однако еще оставалось вылечить многих и многих, и праздновать было некогда. Арлбета похоронили тихо и торжественно. Тор и Аэрин на похоронах стояли рядом, как почти все время с того мгновения, когда Аэрин пересекла поле боя и вручила Тору Корону. Эти двое раньше никогда не появлялись на публике вместе, но теперь, после битвы, народ, казалось, принял это и просто отдавал Аэрин ту же молчаливую дань уважения, что и первому соле. Словно их не отделяли друг от друга.

Все по-прежнему чувствовали себя несколько подавленно, и, возможно, после северян ведьмина дочь, к которой они за двадцать с лишним лет кряду успели привыкнуть, казалась мелочью, не стоящей беспокойства. В конце концов, она была и дочерью их короля, а по Арлбету люди искренне скорбели и читали в ее лице такую же скорбь. Она стояла рядом с Тором, когда с ревом вспыхнул погребальный костер Арлбета, в который бросили благовония и пряности, и слезы катились по ее лицу. И эти слезы больше смягчили сердца ее народа, чем Корона, ибо немногие из них понимали истинное значение королевского талисмана. Но Аэрин оплакивала не только Арлбета, но и собственное роковое невежество, и невежество Тора. Рана, убившая короля, была бы не смертельной, останься у него хоть капля сил. Сильнее всего Маур давил на повелителя страны, которую угнетал, а король не молодел.