– Да, мэм, – сказал Ластер. Направился опять к наружной двери.

– Куда ж ты? – сказала Дилси.

– Я лучше обойду кругом, подымусь с парадного, а то еще разбужу и мис Кэлайн, и всех.

– Иди с черного хода, делай, что велят, – сказала Дилси. – Ну иди же, одень Бенджи.

– Да, мэм, – сказал Ластер, вернулся и пошел через столовую. Створка двери покачалась, перестала. Дилси занялась тестом. Мерно вертя ручку мукосейки над хлебной доской, она вполголоса запела что-то почти без мотива и слов, монотонное, строго-печальное, а мука негустым ровным снегом сеялась на доску. В кухне стало теплеть, внятнее забормотали миноры огня, и Дилси запела погромче, словно голос ее оттаял в тепле, – и тут из внутренних покоев опять донесся голос миссис Компсон. Дилси подняла лицо, вгляделась – как будто глаза ее, проницая потолок и стены, способны были видеть и действительно увидели старуху, вставшую на лестничной площадке и с неукоснительностью автомата повторяющую ее имя.

– О господи! – сказала Дилси. Положила мукосейку, обтерла руки о подол передника, взяла грелку со стула и, обкутав передником ручку, сняла было чайник, пустивший уже струйку пара. – Несу-несу, – отозвалась она. – Только что закипело.

Однако хозяйке требовалось теперь другое, и, за горлышко держа грелку, как неживую курицу, Дилси прошла к лестнице.

– А Ластер не с ним разве? – спросила она, задрав голову.

– Ластер и не поднимался еще к нам. Я лежу, прислушиваюсь, а его все нет и нет. Я знаю, что Ластеру не к спеху, но я все же надеялась, что он придет, вовремя оденет и уведет Бенджамина и даст Джейсону отоспаться за неделю каторжного труда.

– Хотите, чтоб спали, а сами ни свет ни заря шумите тут на весь коридор, – сказала Дилси. С усилием начала всходить по лестнице. – Я этого Ластера еще полчаса тому послала наверх.

Придерживая у горла свой халат, миссис Компсон смотрела на Дилси.

– Что ты намереваешься делать? – спросила она.

– Пойду одену Бенджи и в кухню сведу, чтоб не разбудил Джейсона и Квентину, – сказала Дилси.

– А завтрак готовить ты еще не принималась?

– Будет вам и завтрак, – сказала Дилси. – Вы лучше в постель пока ложитесь. Придет Ластер, затопит вам камин. Утро холодное нынче.

– Ох, знаю я. Мои ноги как лед, оттого я и проснулась, – сказала миссис Компсон, глядя, как Дилси подымается – медленно, долго. – Ты ведь знаешь, как сердится Джейсон, когда завтрак запаздывает.

– Не могу ж я сто вещей делать разом, – сказала Дилси. – Идите ложитесь, а то еще с вами придется мне с утра возиться.

– Раз ты решила бросить все и идти одевать Бенджамина, то надо, видно, мне самой спуститься вниз и заняться завтраком. Ты не хуже меня знаешь, как нервирует Джейсона, когда завтрак не подан вовремя.

– А вы мне скажите сперва, кто станет есть вашу стряпню, – сказала Дилси. – Ложитесь идите, – сказала она, продолжая свой трудный подъем. Миссис Компсон стояла и смотрела, как она взбирается, одной рукой опираясь о стену, другой придерживая юбку.

– И ради того только, чтобы одеть, ты его решила разбудить? – сказала миссис Компсон.

Дилси остановилась. Нога поднята на следующую ступеньку, рука уперта в стену – и так она застыла, бесформенно и смутно обозначаясь на сером фоне окошка.

– Так он, выходит, спит еще? – сказала она.

– Спал, когда я к нему заглянула, – сказала миссис Компсон. – Но ему давно уж пора просыпаться. Он никогда не спит долее половины восьмого. Сама ведь знаешь.

Дилси не ответила. Она стояла неподвижно, держа за горлышко пустую грелку, и, хотя миссис Компсон различала Дилси лишь как округлое пятно, ей знакома была эта Дилсина поза – слегка понурая, точно у коровы под дождем.

– Тебе-то что, – сказала миссис Компсон. – Не на тебе ведь тяготеет это бремя. Ты всегда вольна уйти. Не тебе проходится день за днем нести на плечах своих всю тяжесть. Что тебе до них всех и до уважения к памяти мистера Компсона. Я ведь знаю, ты никогда не любила Джейсона. Ты никогда и не скрывала свой нелюбви к нему.

Дилси не ответила. Медленно повернулась и, держась рукой за стену, стала спускаться, обеими ногами становясь на каждую ступеньку, как это делают маленькие дети.

– Вы уж его не будите, – сказала она. – Не входите к нему сейчас больше. Я пришлю Ластера, как только разыщу. А вы уж не будите его.

Она вернулась в кухню. Проверила плиту, затем сняла через голову передник, надела шинель, отворила наружную дверь и окинула глазами двор. Ветер нес в лицо колючую морось, но иного чего-либо движущегося в поле зрения не отмечалось. Она осторожно, как бы крадучись, сошла с крыльца и обогнула угол кухни. И в это самое время Ластер с невинным видом вышвырнул из погреба.

Дилси остановилась.

– Ты чего это затеял? – спросила она.

– Ничего, – сказал Ластер. – Мистер Джейсон велел поглядеть, откуда там вода в погребе.

– Велел – только когда? – сказала Дилси. – Помнится, еще на Новый год.

– Я подумал – дай поищу, пока спят, – сказал Ластер. Дилси подошла к двери погреба. Ластер посторонился, и она стала вглядываться в сумрак, отдающий сырой землей, плесенью и резиной.

– Хм, – сказала Дилси. Опять посмотрела на Ластера. Он встретил ее взгляд своим – спокойным, невинным, открытым. – Что ты затеял, не знаю, но не смей делать этого. Сегодня мне с утра покоя не дают, и ты туда же? Сейчас же ступай займись Бенджи, слыхал?

– Да, мэм, – сказал Ластер и побежал к крыльцу.

– Постой, – сказала Дилси, подымаясь следом. – Пока ты под рукой, принеси-ка еще охапку дров.

– Да, мэм, – сказал Ластер. Прошел мимо нее к поленнице. Когда через минуту он снова ткнулся в дверь, опять ослепший и скрытый в своей дровяной оболочке, Дилси отворила ему и твердой рукой провела через кухню.

– Посмей только опять грохнуть, – сказала она, – Только посмей.

– А как же мне их? – сказал, пыхтя, Ластер. – Я никак иначе не могу.

– Так стой смирно и держи, – сказала Дилси, разгружая его по чурбачку. – Что это с тобой за чудо нынче. В жизни ты больше чем полешек шесть за раз не приносил, хоть режь тебя. Ну-ка, что опять у тебя на уме? Что будешь просить, чтоб разрешила? Разве артисты не уехали еще?

– Уехали, мэм.

Она опустила в ящик последнюю чурку.

– А теперь ступай наверх за Бенджи, как велено тебе, – сказала она. – Чтоб я достряпала спокойно, чтоб больше мне не орали оттуда. Слыхал, что говорю?

– Да, мэм, – сказал Ластер и скрылся за качающейся створкой двери. Дилси подбросила дров, вернулась к тесту. И вскоре запела опять.

От плиты шло тепло, и кожа у Дилси приняла лоснящийся, сочный оттенок взамен прежнего, зяблого, ластеровского, словно припорошенного пеплом. Она двигалась по комнате, сноровисто действуя, собирая на стол. На стене над буфетом тикали кабинетные часы, различимые лишь вечером при лампочке, но и вечером многозначительно загадочные из-за недостающей стрелки; заскрежетав, как бы прокашлявшись, они пробили пять раз.