Зазвонил телефон. Сердце ухнуло вниз — Феликс. С того дня, как я убежала от него, как от прокаженного, мы толком не общались, обмениваясь исключительно рабочими фразами. И — ни слова о произошедшем. Я не чувствовала необходимости извиняться или что-либо объяснять, потому что не чувствовала себя виноватой — я ничем не обязана ему. Но это не отменяла того факта, что каждый раз глядя на него, я ощущала странную горечь. Что случилось бы, позволь я себя поцеловать? Это так бы и осталось приятным завершением приятного вечера или стало бы началом чего-то нового? И каждый раз я отвечала самой себе — теперь уже я этого не узнаю.

— Да? — Мой голос звучал ровно, не выдавая и сотой доли тех эмоций, что бушевали внутри. Зачем он звонит так поздно? Работа? Вряд ли. И почему, черт возьми, так волнует, зачем он звонит?

— Кармаль… — Он выдохнул мое имя и замолчал. Нервно рассмеялся. — Я думаю, нам пора перестать играть в кошки-мышки, а непосредственно тебе — перестать выпускать коготки.

Я рассмеялась в ответ. Напряжение спало.

— Ты хочешь предложить что-то конкретное?

— Да. Свидание. — Голос Феликса был тверд. — Без лишних глаз, только мы вдвоем, не прикрываясь работой или дружеской посиделкой. Свидание.

В горле неожиданно пересохло.

— Я… мне надо подумать.

— Опять отступаешь? — с усмешкой произнес он. — Кармаль… чего ты боишься?

— Сейчас правда не время, — отозвалась я, потирая свободной рукой висок.

— Но оно хотя бы настанет?

Я вздохнула.

— Обещаю, ты узнаешь об этом первым.

Флетчер невесело рассмеялся в трубку.

— Я хочу узнать тебя лучше, хочу, чтобы ты узнала меня. Я — не монстр, Кармаль, меня не нужно бояться.

Я вздрогнула. Взглянула на потухший экран — Феликс отключился. С губ вырвался мученический стон.

— Что случилась? — Лори удивленно распахнула глаза.

— Ничего, зайка, доедай.

Я занялась мытьем посуды, но в голове настойчиво звучал голос Феликса: «Чего ты боишься, Кармаль?».

Игра двух полюсов — минус на плюс — он манил меня к себе, но я упорно этому сопротивлялась. Слишком много боли было в моей жизни и слишком много сил уходило, чтобы заглушить в себе болезненные воспоминания и научиться жить дальше. Я устала от предательств близких мне людей — матери, отца, Лили-Беллы. Сближаться с людьми — значит, открыть им свою душу, убрать броню с сердца, оставив его голым, незащищенным.

Я не хотела нового предательства. Вот он — мой самый сильный страх, который не излечило даже время.

После ужина я легла на кровать с ноутбуком, вбила в поисковик: «Алесса Вингтон», пробежалась по предложенным ссылкам. Симпатичная девушка, очень интересная, яркая внешность. Отец владеет крупной рекламной компанией в Импагро, мать — успешный адвокат. Как могло так случиться, что они оба не заявили о пропаже дочери? Я тяжко вздохнула. А ведь я даже не могла им сказать о том, что Алесса мертва — до тех пор, пока не найду способ развеять покрывающую ее тело иллюзию. Иначе как я объясню то, что знаю, не рискуя при этом привлечь внимание церкви?

В тот же день, как обнаружила истинную личность жертвы, я рассказала обо всем Франческе. Она пообещала, что выяснит у Руаре насчет разрушения иллюзорных чар. Но… Фран пока не радовала меня новостями, и у меня не было другого выхода, кроме как и дальше хранить тайну, доступную лишь нам двоим.

Я ввела «Дэймон Спаркс», и уже спустя два клика попала на его собственный сайт. Галерея работ — фотокопии нарисованных им картин. Действительно, необычно. Не скажу, что я была заядлой ценительницей прекрасного и хорошо разбиралась в искусстве, но в галереи все-таки заглядывать мне доводилось. И обычно стиль художника был узнаваем — кто-то предпочитал сюрреализм, кто-то — теплые тона, кто-то — мрачные.

Картины же Спаркса были и впрямь непохожи одна на другую — будто рисовали их совершенно разные люди. Глядя на некоторые из них, я морщилась — ужаснейшая безвкусица, на других же подолгу останавливала взгляд.

Под каждым фото — дата публикации. Судя по ним, сайт долгое время не обновлялся, и возобновил работу только три с половиной недели назад — спустя неделю после того, как мы нашли труп Алессы Вингтон, скрытый иллюзорными чарами. Я собиралась завтра нанести ему визит и выяснить, что же происходило между ними в последнее время и почему он не заявил в полицию об исчезновении возлюбленной? Не знал об этом или, напротив, был к этому причастен?

Но стоило мне кликнуть на фото, открывая его на весь экран, и все мысли разом вылетели из головы. И дело было даже не в том, насколько картина кисти Дэймона Спаркса потрясала воображение.

Дело в том, что на этой картине я видела темную сторону Дейстера. Я видела Сумрачный город.

Несколько минут я молча изучала экран, силясь убедить себя в обратном. Быть может, Спаркс просто решил сделать новую веху в своем творчестве, и перейти с живых красок на серые тона? Но… Я отчетливо видела черно-белый Дейстер, таким, каким он представал моему взгляду на Той Стороне. И люди… да, ошибкой это быть не могло. На одной из пяти картин, изображающих Сумрачный город, я увидела черно-белую женщину в роскошном длинном платье и перчатками по локоть, с высокой прической, которая была в моде десятки лет назад и… пулевым отверстием в виске.

«Мрачно, загадочно и невероятно притягательно», — гласил комментарий под этим фото.

Было ли простым совпадением то, что первая из пяти черно-белых картин появилась на сайте спустя неделю после смерти Алессы Вингтон? Сомневаюсь. Очень сомневаюсь. Если Дэймон Спаркс был странником, как и я, и воочию видел Сумрачный город, то почему решил запечатлеть его на холст именно сейчас?

Странниками не становятся, ими рождаются. И если бы Спаркс с самого детства видел призраков, как я, это бы не могло не отразиться на его картинах. Нет, здесь что-то другое. Что, если…

Рука с чашкой кофе опасно замерла над ноутбуком. Я отставила чашку на тумбочку и вперила взгляд в экран. Скаа говорила, что Спарк тонко чувствует окружающий мир, и что Дэймон и Алесса были словно связаны незримыми нитями — я бы назвала это узами любви, если бы это не звучало так вульгарно. Душевное родство, безумная любовь… Если Дэймон — истинный творец, как говорила все та же Скаа, все это не могло не наложить на него отпечаток, лишь усилившийся со смертью Алессы.

Но с одной ее фразой я категорически была не согласна — о том, что дар имеет лишь одну грань. Кажется, сейчас, глядя на картины Дэймона Спаркса, я видела опровержение словам Скаа.

Я готова была поклясться, что нить, связывающая Дэймона и Алессу, не порвалась и после ее смерти. После того, как она умерла, он начал видеть мир — Сумрачный мир — ее глазами.

Ленард

— Та женщина на кладбище… она была права, — прошептала Лайли. — Никто не должен обладать такой силой. А если обладает, то должен быть готов к ее последствиям. Готов к расплате.