После обеда Яннул уладил все дела, державшие его в Йиле. На следующее утро они уже были на пути в Ханассор, к морю, сопровождая двоих или троих торговцев, везущих клетку со скалящимися черными болотными тварями.

В одной придорожной гостинице они услышали новости из Дорфара.

Казалось, что Амрек умер вместе со своей вероломной невестой; теперь же он покинул ту эмоциональную могилу, в которой находился. Он был полон сил и решимости и приступил к исполнению главного плана своей взрослой жизни — очистить Вис от гнусной расы Равнин. Уже вышел указ — смерть всем до единого степнякам, находящимся в Дорфаре. Его драконы сбивались с ног, разыскивая их. Они прочесали все мелкие городки и деревеньки в поисках своих жертв. Остались лишь немногие, да и те старые, больные и ничего не соображающие. Но эти немногие были поголовно перебиты.

Неожиданным поворотом данной истории, интересовавшим закорианцев в гостинице куда больше, чем истребление жителей Равнин, была реакция на него короля Зарависса, старого Тханна Рашека, которого иногда звали Лисом. Ведь лис уж точно должен быть более хитрым?

Он известил Амрека, что не видит чести в этом деянии. «Значит, Амрек, сын Редона, ты собираешься прославить свое имя, проливая кровь? Начав со смерти дочери моей дочери, Астарис эм Кармисс, которую ты умертвил без суда и следствия, продолжишь убийством девственниц и младенцев?»

Ответ не заставил долго ждать себя. Грозовые боги Дорфара повелели Амреку начать эту священную войну — они больше не желают терпеть мерзких поклонников богини-змеи. Землетрясение, напугавшее Корамвис, было предупреждением богов. На самом деле Амрек отлично понимает, что Зарависс торгует с Равнинами в свое удовольствие, а его затея должна в одночасье положить этому конец. Что же касается обвинения Рашека в убийстве девственниц, то заравийцы могут не беспокоиться. Вряд ли отыщется хоть одна убитая девушка, которая могла бы с полным правом носить это звание после захвата солдатами-драконами.

В гостинице оценили остроумие Амрека, хотя в целом закорианцы считали его безумным королем, который гоняется за призраками, как капризный ребенок.

Ральднору, съежившемуся у огня в прохладе лесной ночи, все споры и веселье казались каким-то далеким отголоском, криком отчаяния, который принесло ветром из его прошлого. Новая боль пронзила его поверх еще не утихшей старой. «Мой народ, — думал он. — Мой народ». Полузабытые образы обступили его в холодной ночи: Эраз, его мать, люди из времен его юности, дракон, плюющий на снег, солдат, гнавшийся за ним по Лин-Абиссе, и, наконец, Аниси — белая, как зима, бескровная, как сама смерть. Он же был заодно с Амреком — Амреком, его братом, убийцей и безумцем. А потом нож в его ране провернулся еще один, последний раз. Он украл женщину у этого человека. Если бы он не сделал этого, мог бы Амрек под сенью ее безмятежности позабыть о том, что хотел обрушить свою месть на Равнины? Но все это пришло слишком поздно — вина, понимание и стыд.

Он увидел, что Яннул внимательно смотрит на него в красных пляшущих отблесках.

— Плохие новости для жителей Равнин, — сказал тот. — Может быть, их повелительница змей остановит Амрека.

— У нее есть зубы, но она, как и ее народ, никогда не пускает их в ход, — покачал головой Ральднор. — И они ржавеют от бездействия.

И, вспомнив, как утратил в Абиссе свою наивную веру, читая о дорфарианских богах, он усмехнулся про себя и подумал: «А сейчас я утратил все».

Ханассор. Черный улей Закориса, чьи пчелы славились не медом, но своими жалами.

Уходящий во чрево конических утесов, окруженный стенами, о которые разбивались волны, винно-красные в час заката, скрытный и скрытый город, похожий на мозг в черном гранитном черепе.

Айгур, старый король, был мертв, а короткий траур окончен. Старшие сыновья, как обычно, оспаривали друг у друга престол, ибо Закорис еще не расстался со своим военным наследием. Состязание выиграл Йил, перебив братьям спины. Вместе с ним на престол взошли три сотни его жен, а свою первую королеву он короновал за то, что та, будучи беременна ребенком, перерезала горло болотному леопарду.

Все это они узнали еще у ворот.

Под скалами Ханассора царила вечная ночь, вечное состязание теней и света факелов.

Они пообедали в каменной гостинице, где танцовщица развлекала публику, снимая с себя прозрачные одежды при помощи двух головешек, рассыпающих алые искры. На нежном бедре синел шрам — видимо, как-то раз она оказалась недостаточно осторожна.

Они расспросили хозяина, который сообщил им о корабле, готовящемся отплыть в Саардос, и предложил пригласить капитана за их стол. Через некоторое время загорелый дочерна мужчина с золотой серьгой в левой ноздре подошел и уселся рядом с ними.

— Я Дроклер, хозяин «Дочери Рорна». Слышал, что вы хотите отправиться в Саардос. Но, как правило, я не беру пассажиров — кроме рабов, сами понимаете.

Около получаса они торговались с ним по поводу платы за проезд. В конце концов согласие было достигнуто, и они позвали писца, чтобы составить договор, поскольку здесь, в Закорисе, жизнь и свобода обычно ценились довольно дешево. Дроклер мог написать лишь свое имя, но зато сделал это с агрессивным росчерком. Они сложили свои документы, расплатились с писцом и отправились спать.

На заре за ними пришел матрос, чтобы проводить в огромную пещеру, где стояли на якоре ханассорские корабли. Усадив их в лодку, он повел ее под сводами, между ледяными белесыми сталактитами и тускло поблескивающими лесами мачт, в утро и широкий зев океана.

«Дочь Рорна» покачивалась на волнах, оказавшись кораблем-башней западных морей с тремя рядами весел, уже спущенных в хрустальную воду, парусом, полным свежего ветра, и блестящим гербом Закориса — двойной луной и драконом.

— Какая красавица! — восхитился Яннул.

Матрос лишь хмыкнул: он не был чувствительным человеком и давно привык к своему кораблю. Проводив их на борт, он показал им тесную каюту в глубине надстройки, сообщил, что обедать они будут в каюте Дроклера, и вышел, бросив на них кислый подозрительный взгляд.

Спустя несколько минут палуба дрогнула и заколыхалась них под ногами, свидетельствуя об отплытии. Ряды весел дружно заработали, и корабль величественно выплыл из бухты точно гигантский деревянный зверь, вглядываясь в океанский простор красными глазами, намалеванными у него на носу.

Путь в Саардос занял четырнадцать дней — неспешное, небогатое событиями путешествие, единственными запоминающимися моментами которого были скрип шпангоута, хлопанье паруса, крики морских птиц да время от времени перебранки матросов, под небом, ясным, как на расписной эмали.

В команду входили и женщины — корабельные шлюхи, ибо торговля не прерывалась и на время Застис. Это были видавшие виды своенравные создания, дравшиеся, как болотные кошки. От постоянного едкого соленого ветра волосы у них были того же тусклого серо-черного цвета, что и у моряков.