— Ну и мерзость, — тянет она с нескрываемым отвращением.

Мерзость здесь одна, и это она.

Одной рукой держу волосы, чтобы не испачкать. Вторая — в кармане, судорожно жмет на кнопку.

— Умойся, — приказывает Зайка, — выглядишь как последняя уродина.

Я покорно открываю кран и плещу себе в лицо ледяной водой, пытаясь продышаться. Вызов сделан, мне остается только продержаться до приезда подмоги, но вот беда — Карпов не сказал, сколько это займет по времени. Мне так страшно, что я едва держу себя в руках, а Зайка стоит у меня за спиной и продолжает плеваться ядом:

— Я никогда не могла понять, что такой мужчина как Вадим мог найти в такой как ты. Никакая! Серая посредственность, не отличающаяся ни умом, ни красотой, ни еще какими-то достоинствами. Пустышка! Он достоин лучшего!

Меня так и подмывает спросить «уж не тебя ли», но проглатываю колкие слова. Я все глотаю: и то, что знаю, про кражу денег и телефона, и про подсадного врача, и про то, что она хотела напоить меня отравой. Главное — выжить сейчас. С остальным буду разбираться потом.

— Знаешь, как нежен он был той ночью? Как сладко шептал о том, что я его девочка, и он меня ждал всю свою жизнь? Он был счастлив. По-настоящему! А потом ты вернулась и начала путаться под ногами, пытаясь увести моего мужчину!

У меня все-таки прорывается:

— Не слишком ли много здесь твоего?

— В самый раз, — хмыкает она, — спасибо, что подготовила для меня гнездышко.

Самое жуткое, что она не сомневается в том, что говорит. Искренне верит, что я должна ей отдать все, что имею, ведь только тогда восторжествует столь желанная справедливость.

— А теперь завари-ка мне кофе, тетушка. Того самого, карамельного. И с душой, чтоб. Как себе.

Я послушно прохожу мимо нее и словно зомби спускаюсь на первый этаж.

Меня штормит и качает из стороны в сторону, в голове вата, но что хуже всего — я чувствую, как живот каменеет. Мне нужно выпить таблетки, пока тонус не разыгрался в полную силу. Только сомневаюсь, что любимая племянница даст мне их принять.

Она идет следом за мной, не забывая тыкать между лопаток стволом. И несмотря на то, что ее саму трясет как осиновый лист, я чувствую, что она кайфует. Получает удовольствия от каждого мгновения, от каждого жестокого слова, отпущенного в мой адрес. Ее ненависть так ярка, а зависть так откровенна, что снова начинает тошнить.

Я утешаю себя мыслью, что спуск на первый этаж — это хорошо. Так спасателем потребуется меньше времени, чтобы добраться до нас. Они смогут заскочить через дверь или окно. Пока готовлю кофе, фантазия рисует картины захвата дома. Как в боевиках, когда спецназовцы спускаются на веревках с потолков, выбивают окна и скручивают главного злодея.

И тем страшнее понимать, что главный злодей — это моя любимая маленькая племяшка.

— Откуда у тебя пистолет? — ставлю перед ней кружку.

От этого вопроса она начинает трястись и зло давит сквозь зубы:

— Не твое собачье дело!

И я снова не могу удержать язык за зубами:

— Что? Большие серые волки не захотели что-то делать за так для маленькой Зайки? Пришлось раздвигать лапки? — спрашиваю, и по тому, как она содрогается, понимаю, что попала в точку.

— Это все из-за тебя! Из-за твоей скотской жадности! — вскидывает пистолет и направляет его на меня. Не в лицо, не в грудь, а в живот.

У нее совершенно конченый взгляд. Выстрелит ведь… А потом всем будет говорить, что это я виновата. Довела бедную Зайку до ручки, измучила.

И в тот самый момент, когда мы подходим к самой грани, раздается недовольный голос.

— И что здесь происходит?

Это Вадим. И сердце обрывается.

Я не слышала, как он вошел в дом, но он здесь и выглядит очень недовольным. Причем его недовольство направлено не на Зою, а на меня. Словно я мешаю этим двоим воссоединиться в пламенном порыве.

***

— Я спросил, что здесь происходит.

Зайка переводит затравленный взгляд то на меня, то на моего мужа. Потом с сипом стягивает воздух в легкие и перехватывает пистолет обеими руками, все так же направляя на меня.

— Не подходи. Выстрелю

Вадим раздраженно дергает бровью:

— Я и не собирался. Объясни, какого хрена я должен бегать по всему городу и искать тебя?

Он наезжает на нее! Сходу и совсем не так, как можно было ожидать.

— Я тебе звонил, почему телефон не доступен? — снова обращается к ней, а меня будто и вовсе не замечает.

Это так странно, что у меня напрочь пропадает дар речи.

— Я…я… — она нервно сглатывает, — телефон потеряла.

Бросает на меня сердитый взгляд, но я молчу, ничем не выказывая, что находила ее мобильник. Вернее, мой мобильник.

— Так пришла бы на работу! Где меня найти — знаешь. Почему я должен думать, где тебя черти носят и переживать?

— Ты переживал обо мне? — пищит Зайка.

— Что за глупые вопросы? Я как дурак два вечера подряд у твоего подъезда сидел, ждал, когда соизволишь объявиться. Это, по-твоему, нормально? Я не мальчик, который будет бегать за тобой роняя тапки.

— Ты…ты… — выдает на выдохе, — хочешь отобрать у меня пушку!

— Я? — удивленно поднимает брови, — вообще-то, я пришел сказать Миле, что развожусь с ней, а заодно собрать вещи.

Я аж дергаюсь, услышав такое слова. Зайка подмечает эту реакцию и растеряно облизывает губы. Ее взгляд бегает от меня к нему и обратно:

— Не верю!

— Зашибись, — хмыкает он, — Знаешь, если не хочешь больше встречаться — так и скажи. Только не надо пудрить мне мозги беготней и игрой в прятки. Не хочешь?

— Хочу! — выпаливает она и краснее до кончиков волос.

— Значит, заканчивай страдать херней, убирай свою игрушку и пошли, — протягивает ей руку.

Зайка делает шаг навстречу, но спотыкается и замирает. Не может до конца поверить в свое счастье.

Я тоже не верю. Не понимаю, что делает Вадим.

— Что опять? — спрашивает совершенно обыденным тоном, будто его вообще не смущает происходящее, — Хочешь стрелять? Вперед! Только учти, что тут кругом камеры, и когда тебя посадят — я ждать не стану.

Она испуганно крутит головой, пытаясь обнаружить объективы.

— Где они? — в голосе паника, — я не вижу!

— Хочешь променять красивую жизнь на тюрьму? — Вадим продолжает давить, — Нет? Тогда давай быстрее. Ты же знаешь, я человек занятой. Нам еще надо купить тебе новый телефон.

— Какой? — в голубеньких глазках зажигается жадная искра.

— Я откуда знаю какой? Придем в салон, покажешь, какой надо. Идешь?

— Д-да, —