Дни замелькали. В каждом вроде бы умещалось много, а оглянешься назад – пустота. Лишь какие-то мелочи.

Антон много времени проводил с дочкой. Ей было уже двенадцать, и она удивлялась, почему папа так пытается с ней играть, как с пятилетней, сажает на колени, тискает. Елена объясняла:

– Ты едешь к бабушке почти на всё лето, и папа будет скучать. Он очень тебя любит. – И добавляла: – Если что-то плохое услышишь про папу по телику или в сети, не верь. С папой всё будет отлично. Поняла? Поняла, Мариша?

Дочка с показным равнодушием, свойственным подросткам, дёргала плечами:

– Поняла.

Была договорённость, что Елена, приехав в Москву, всё расскажет маме Антона, велит ей оградить Маришу от телевизора и интернета. Но когда именно состоится инсценировка, они не знали, поэтому риск того, что дочка увидит папу мёртвым, убитым, сохранялся.

Те четверо суток, что жена провела в Москве, Антон не выходил из квартиры. Не боялся, нет. А может, и боялся. Но не смерти, а того, что если его убьют в то время, когда Елена будет далеко, это станет чем-то вроде предательства, обмана. В инсценировку он до сих пор по-настоящему не верил: было крепкое ощущение, что его просто водят за нос, мучают этим планом, смеются над ним. А на самом деле киллер окажется настоящий; Василий и Пётр будут сидеть в машине неподалёку и наблюдать, как он, Антон, дёргается на асфальте в агонии.

Тяжело было встречаться с приятелями и товарищами, разговаривать по скайпу и вотсапу с теми немногими, кого он уважал в России, с кем общался. Представлялось, как они сначала не поверят, потом поразятся, а потом долгие двенадцать или сколько там часов будут оплакивать его, убитого, но на самом деле живого. А потом, когда узнают, что жив…

– А может, и не жив! – спорил с собой Антон. – Может, не жив! – И ему уже хотелось, чтобы действительно убили: убьют, и он станет настоящим героем, без вариантов.

Грубо и примитивно матеря себя за такие мысли, доставал из холодильника очередную бутылку пива – перед отъездом жены и дочки купил три коробки «Славутича».

Часов по восемнадцать сидел за ноутбуком, читал новости, посты в «Фейсбуке», смотрел программы российского ТВ. Отсюда, со стороны, происходящее на родине виделось особенно абсурдно, сюрреалистично. Постоянно возникали сюжеты для постов. И Антон писал:

«Будни Сверхдержавии. В Мурманске мужик вышел из барака, где жил, и провалился в придомовой сортир на улице. Сосед зашёл отлить, смотрит, в выгребной яме мужик мычит. Ну, подумаешь, в сортире кто-то тонет, эка невидаль. Отлил, развернулся и дальше пошёл бухать. Мужик окоченел в фекальной жиже. Умер.

О случившемся сняли ролик, показали по мурманскому каналу. Величие просто в каждой секунде. Инфантилизм, идиотия, алкогольная деградация, нравственная кастрация, нищета, средневековье и долбаное Северное Конго.

Уж на что я привычный, и то волосы дыбом».

И ещё:

«Способы ограбления россиян растут и ширятся. Вот что сообщает “Медуза”.

Житель Москвы Алексей Надежин обнаружил, что ворота на въезде в садоводческое товарищество, где находится его дом, самостоятельно подписались на платные сервисы МТС. Дело в том, что осенью 2017 года Надежин установил на ворота GSM-реле, которое позволяет открывать их звонком с телефона. В реле вставлена SIM-карта, но сами ворота не могли подписаться на “Полезные советы” и “Автоновости” оператора – устройство не может отправлять SMS и отвечать на какие-либо сообщения, кроме команд с паролем. “Реле успешно пережило зиму, но в конце апреля вдруг перестало отвечать на звонки. Оказалось, что баланс SIM-карты стал нулевым. Сделав детализацию, я обнаружил, что мои ворота подписались на три платных сервиса МТС, причём, по мнению МТС, они это сделали осознанно”, – рассказал Надежин. Оператор списывал по 15 рублей в день за три подписки. Москвич подозревает, что оператор подписывает абонентов на платные сервисы без их ведома, а в детализацию добавляет фиктивные SMS-подтверждения подписок.

Счастья и благосостояния вам, мордорчане».

И ещё, ещё:

«Вести с просторов Сверхдержавии.

Жители посёлка Александровка в Челябинской области избили французскую писательницу и её друга. Причиной инцидента стали трудности перевода. Астрид Вендландт решила несколько месяцев провести на Урале на свежем воздухе, где прекрасные условия для занятий творчеством. Женщина начала общаться с местными людьми на ломаном русском языке. Одно высказывание иностранки было неправильно понято, последовала агрессивная реакция.

“Это ужас здесь был! Они появились подобно трём демонам, один был с кастетом. Я орала «помогите», но на помощь никто не пришёл. Я была с другом Жаном Филиппом, который так похож на Бельмондо. Мы все, европейцы, такие кривые, аморальные люди, источник разврата, неадекватные, они придумали такую историю, что я хотела туда геев возить. А вообще, у меня нет друзей-геев”.

Прекраснодушная идиотка поехала пожить в этой загадочной, но такой прекрасной России… Ну, надеюсь, теперь мозги на место встанут».

Двадцать седьмого мая вернулась жена, и в тот же вечер к ним пришёл Василий. В спортивном костюме: на вид – обыкновенный городской бегун.

– Пу́стите? Чайком угостите? – спросил бодро и дружелюбно, одновременно оценивая взглядом планировку прихожей, расположение дверных проёмов…

Устроившись на диване в комнате, сообщил изменившимся, серьёзным голосом, что операцию назначили на послезавтра.

– В двадцать один тридцать.

И дальше следовало подробное описание сценария, сыпались инструкции, детали. Антон старался слушать внимательно, но периодами голос Василия исчезал, и он видел лишь шевелящийся рот, в ушах же возникало гудящее давление. Будто очень глубоко нырнул…

– Антон Аркадьевич, всё понятно?

– Да… да. Понятно.

– А вам, Елена Сергеевна?

– Да.

– Ведите себя натуральнее. Истерик не надо, но волнение должно быть. Вернее, шок.

– Да, – кивала Елена, – постараюсь.

Василий положил на стеклянный журнальный столик фотографию.

– Вот, так сказать, киллер. Он появится ровно в двадцать один тридцать. Позвонит следующим образом: один долгий звонок, второй – короткий. Но это скорее для порядку – вдруг кто из соседей в глазок в это время глянет. Люди-то такие, подозрительные теперь. Замок будет открыт, Антон Аркадьевич будет лежать…

– Да, вы это говорили уже, – с болью перебила Елена. – Не надо снова.

С фотографии смотрел человек лет пятидесяти. Лицо полноватое, вполне себе добродушное. Не убийцы…

– Тогда – всё. – Василий убрал фотографию в сумку. – Счастливо.

– Да…

6

День накануне инсценировки был, наверное, самым длинным в жизни Антона: не знал, чем занять себя, не мог находиться на одном месте. Но показывать свою нервозность было нельзя – чувствовал, жена на грани. Хотя она вела себя как обычно.