Но в общем можно констатировать, что наличествует общий недостаток интереса к политике со стороны анали-тиков-юнгианцев. Само по себе это явление достаточно противоречиво, поскольку политика имеет дело со стремлением к власти, а Юнг, следуя за Адлером, рассматривал это стремление как проявление комплекса. Если этот комплекс не осознан и не приобрел конструктивного выражения, то он, как правило, подавляется и вытесняется из сознательной сферы. Подавленные содержания, в свою очередь, склонны проявляться в деструктивной форме. Вытесненное стремление к власти может выражаться в захвате контроля над другим человеком или группой единственно с целью удовлетворения полученной возможности властвовать. Социальную значимость подобного вытеснения можно увидеть в таких организациях, как некоторые церковные общины или юнгианские (и другие психотерапевтические) группы, в которых какие-либо властные функции сознательно отвергаются. Соответственно непризнанная враждебность часто мешает решению политических вопросов. Для индивида такое подавление оставляет нерешенными деструктивные личные отношения и подразумевает задержку индивидуационного процесса. Окончательного психического отравления можно избежать открытым признанием комплекса власти и выражением его в сознательно приемлемых политических формах.

Осознание себя в качестве носителя политических функций является весьма важным моментом на этапе развития той или иной группы как свидетельство ее определенной зрелости и как вклад в потенциальную целостность человеческих объединений, в которых люди заинтересованы прежде всего в силу необходимости экономического или физического выживания. Потребности этих людей могут быть реализованы лишь путем политических, национальных и международных решений.

Вдобавок к своей инстинктивной (властной) реальности каждый политический вопрос, как и каждый индивидуальный комплекс, имеет свою архетипическую сердцевину. Скажем, в случае борьбы с бедностью одна сторона проблемы — это утверждение структуры, программы и принципа экономической «рациональности», когда правительственные расходы не должны превышать доходы. Другая сторона проблемы — это отношение к воспитанию молодых и заботе о слабых и беспомощных. Таким образом, дело решается путем служения архетипу отца с его акцентом на структуре и логике и архетипу матери, для которого характерны воспитательная направленность и проявление заботы.

Политическое выражение вообще составляет часть — сознательную или бессознательную — любой жизни. Предположительное неучастие в политике означает предоставление другим принятия какого-либо решения (скажем, отказ от голосования) и наделение их тем самым возможностью злоупотребления властью. Неготовность противостоять злу несовместима с психологическим развитием.

Сравнительно малое число работ, посвященных социальным и политическим проблемам, означает, что интерес юнгианцев лежал в стороне от вопросов подобного рода; этот интерес и сейчас продолжает фокусироваться на внутреннем аспекте индивидуального психического. Хотя очевидно, что существует множество параллелей между индивидуальной психикой и социополитической областью. Эти параллели попросту вписаны в наш язык. Депрессия. О чем идет речь? Об эмоциональном состоянии или об экономическом? Инфляция: психическая или экономическая? Интеграция: психологическая или социо-политическая? Все эти понятия имеют психологический смысл, равно как и политическое содержание.

Литература

Альшулер Л. Юнг и политика // Кембриджское руководство по аналитической психологии. — М., 2000. С. 417–436.

Гуггенбюль А. Зловещее очарование насилия. — СПб., 2000.

Зеленский В. В. Невыносимая легкость насилия // Гуггенбюль А. Зловещее очарование насилия. — СПб., 2000. С. 196–218.

Никитин В. В. Представление о «массовом человеке» в работах К. Г. Юнга // Новая Весна. Альманах. 1999. № 1. С. 98–109.

Одайник В. Психология политики. — СПб., 1996.

Сэмуэлс Э. Тайная жизнь политики. — СПб., 2002.

Три интервью из книги «Юнг говорит…» // Одайник В. Психология политики. — СПб., 1996. С. 338–367.

Юнг К. Г. Воспоминания, сновидения, размышления. — Киев, 1994.

ЮнгК. Г. Психотерапия и мировоззрение // ЮнгК. Г. Аналитическая психология: Прошлое и настоящее. — М., 1995. С. 45–52.

Юнг К. Г. Современность и будущее: Очерки о современных событиях // Одайник В. Психология политики. — СПб., 1996. С. 205–265.

BernsteinJ.PowerandPolitic.Schambhala. — Boston, 1989.

Мораль в аналитическом смысле означает условия в отношении индивида или группы, при которых осуществляются самоконтроль, уверенность в себе и дисциплинированное поведение.

За действиями человека стоит не общественное мнение, не всеобщий моральный кодекс, но сама личность, в отношении которой он до поры до времени остается на бессознательном уровне. Каждый из нас всегда есть еще и то, чем он был прежде, и точно так же он непременно есть уже и то, чем только станет (Юнг, 1995в, с. 302).

Психологически моральная проблема формулируется тогда, когда человек сталкивается с вопросом: кем он может стать, в противовес тому, кем он станет, если устоялись определенные установки, решения приняты и действия поощрены без рефлексии.

Юнг утверждал, что мораль не является изобретением общества, но свойственна самим законам жизни. Именно человек, действующий со знанием своей собственной моральной ответственности перед самим собой, создает культуру в большей степени, чем все остальные.

В разрез с фрейдовским понятием сверх-Я, играющего роль судьи или цензора, Юнг предполагал, что именно врожденный принцип индивидуальности заставляет каждого человека придерживаться моральных взглядов, согласующихся с ним самим. Этот принцип и восстанавливает равновесие между сознательными и бессознательными силами.

Любое столкновение с архетипами ставит моральную проблему. В частности, сильные авторитарные требования выдвигает архетип самости. Здесь Юнг подчеркивает, что можно сознательно сказать «нет» власти самости, хотя возможен и союз с ней. Но пытаться игнорировать или отвергать самость аморально, поскольку это отрицает уникальный потенциал человеческого существования. Именно конфликт противоположностей ставит перед личностью моральную проблему.

Чем глубже мы распознаем внутреннюю игру архетипиче-ских элементов в нас самих и других людях, тем более реальной и возможной становится замена этики прошлого, или как ее назвал Эрих Нойманн, этики козла отпущения, которая всегда видит зло в другом человеке, на новую этику, где целью жизни является целостность. Односторонняя фиксация на добре и благопристойности подавляет в человеке его темную сторону и заставляет ее пребывать в бессознательном, уготовляя тем самым путь для обратного, подчас внезапного прорыва этой темной стороны в сознание. Подобное рано или поздно случается, принося жестокость и разрушение. Такая тенденция видеть все разнообразие полярностей в виде вечных противоположностей соответствует старомодной этике козла отпущения: если человек убежден, что все хорошее располагается на одной стороне, а все дурное — на другой, то очевидно, что он-то находится на хорошей стороне, а все не совпадающее с этой хорошей стороной оказывается пребывающим во зле. В своей книге «Глубинная психология и новая этика» Нойманн писал: