Последние месяцы прошли для меня как обычно. Мое вино уже было готово к разлитию по бутылкам, но что будет потом… я не знал.

Для Каресы все стало более сложным. Каждый день она обсуждала свадебные планы, посещала обеды и присутствовала на ужинах с Зено… И каждый день она становилась все печальнее и печальнее. Она обнимала меня каждую ночь, занималась любовью так, будто могла потерять меня. И это убивало меня.

Но я должен был закончить с приготовлением вина. И если быть честным, мысль о том, чтобы рассказать ее семье и друзьям, что она выбрала меня вместо принца, пугала меня до смерти. Я не хотел терять эту жизнь, но я не хотел терять и ее.

От этой мысли мне стало дурно.

Так же, как и от мысли о Каресе, находящейся сейчас в поместье в красивом платье, в объятиях принца. Я ничего не хотел больше, чем то, чтобы она была в моих объятиях — она должна была быть в моих объятиях — но я не мог посетить вечеринку подобно этой.

Час спустя, когда я сидел дома и пытался читать, музыка и любопытство взяли надо мной верх. Надев ботинки и рубашку, я взял единственную белую розу, всегда стоящую наготове в вазе, запер коттедж и ступил на тропинку. Мягко кружащийся снег падал мне на лицо, пока я поднимался по холму в сторону особняка.

Когда достиг вершины, я остановился и посмотрел на оживленное поместье. Повсюду висели рождественские гирлянды. Сады были усеяны огнями, освещающими их идеальный ландшафт. Затем мой взгляд упал на то, что, как я знал, было бальным залом. Внутри я увидел танцующих людей в водовороте красного, зеленого и золотых цветах.

Я заставил себя двигаться, желая посмотреть поближе. Я нырнул мимо больших кустов, чтобы избежать внимания охраны, которая была нанята для защиты гостей. Я подошел к большому окну и заглянул внутрь, стараясь оставаться в тени.

И мои глаза расширились. Бальный зал был заполнен цветом. Венецианские маски всех цветов, видов и размеров были на гостях, кружащихся под звуки живого оркестра. Смех перекрывал музыку. Я никогда не видел ничего подобного. Это было так, словно я перенесся обратно во времени. В этот момент королевская семья была более живой… а я был виноделом, смотрящим на жизнь, которая ему не принадлежала.

И тогда я увидел ее.

И его.

Толпа расступилась по сторонам большого зала и зааплодировала, когда пара спустилась по лестнице. Зено был одет в королевский синий костюм и искусную серебряную маску. А Кареса… моя Кареса была одета в темно-красное бальное платье без рукавов, корсет сжимал ее тонкую талию. Ее темные волосы были завиты и заколоты на затылке. На ней были длинные золотые сережки и милая золотая венецианская маска с перьями по бокам. Ее полные губы были ярко красными… она была словно видение.

После этого мой желудок сжался. Потому что это была Кареса, Герцогиня ди Парма. Женщина, которой она была воспитана.

Заиграла музыка, и как самая идеальная пара, она и Зено начали вальсировать, и этот момент был идеальным, так же, как и они. Зрители аплодировали и смеялись в благоговейном восторге перед королевскими особами, которые танцевали и кружились по залу.

В этот момент часть моей души умерла.

Это была фантазия. Все это. Видя Каресу такой, я… я не мог ее опозорить. Потому что это именно то, что я бы сделал. Если она выбрала бы меня вместо Зено, она потеряла бы не только свою семью, но и свой титул, и честь. Кареса смеялась и улыбалась во время танца, и, хотя мое сердце разрывалось, я обнаружил, что тоже слегка улыбаюсь.

Никто никогда не завладеет моим сердцем так, как она. Но это не означало, что наш союз будет правильным для нее.

Мои ноги отступили от окна, и я заставил себя отвести взгляд от женщины, которую любил, в объятиях другого мужчины. Я вяло побрел к лестнице, ведущей на балкон. Я поднимался по каждой ступеньке, зная, что дверь в ее спальню будет открыта. С недавнего времени она всегда оставляла ее открытой для меня, чтобы я мог прийти, если у нее не получиться попасть ко мне.

Я проскользнул внутрь, и как в первую ночь, когда был здесь, я оказался поглощен этой комнатой. Невероятной комнатой, которая подходила Каресе по праву ее рождения. Она была такой же красивой, как и она.

Оглядывая одну половину кровати — ту, где спала она — я пробежался рукой по экземпляру «Симпозиума Платона», который лежал на ее прикроватной тумбочке, а потом по подушке, на которой она спала. Я положил на нее розу и уставился на нежный цветок, лежащий на идеально выглаженной наволочке.

Я не был уверен, как долго просидел не шевелясь, но в конце концов заставил себя двигаться и покинуть ее комнату. В этот раз я не шел к своему дому; я бежал. Бежал, желая почувствовать удары морозного ветра по лицу и холодный воздух, проникающий в легкие. Окружающие виноградники были белыми от падающего снега, а темное небо — безоблачным, звезды сверкали подобно бриллиантам. В этот момент они казались сверкающими, как на бале-маскараде. Такими же недостижимыми. Такими же далекими от моего мира, как мир Каресы.

Я бежал всю дорогу до своего дома, замершая трава и почва хрустели под подошвами моих тяжелых ботинок. Я забежал в дом, нуждаясь в знакомой обстановке, которая меня могла успокоить. Но ничего не изменилось. На протяжении месяцев призрак моего отца бродил по этим комнатам — то, как он сидел у камина, его тихий голос в ночи. Но сейчас, когда я смотрел на огонь, когда вспоминал о своей постели, его заменила Кареса. День за днем она поглощала каждую частичку моей жизни так же верно, как поглощала мою душу.

И это причиняло боль. Это причиняло боль, потому что независимо от планов, которые мы строили, независимо от любви, которую мы разделяли, и потребностей наших сердец, это не могло сработать. Ничто из этого никогда не могло сработать.

Мы были дураками, думая иначе. Любовь лишила нас разума.

И это было больно. Так больно, что я не мог дышать.

Пошатываясь, я вошел в спальню и приземлился на край кровати. Локтями, упираясь в колени пробежал руками по волосам. Когда поднял глаза, мой взгляд упал на прикроватную тумбочку… в которой одно единственное письмо звало меня по имени.

Мне нужен был мой