– Я не знаю, как справиться с этой злостью. Не думаю, что хочу причинить тебе боль, – говорит Кристиан. В глазах – тревога. – Утром мне хотелось наказать тебя, сильно наказать, и… – Он останавливается, не находя слов или боясь произнести их.

– Боялся, что сделаешь что-то плохое? – заканчиваю я за него, не веря ни минуты, что он сделал бы это, но все равно испытывая облегчение. Какая-то маленькая, порочная часть меня страшилась другого: того, что он уже потерял ко мне интерес.

– Я не доверял себе, – тихо проговорил он.

– Кристиан, я знаю, что ты никогда не сделал бы ничего плохого. В физическом смысле, во всяком случае. – Я сжимаю его голову в ладонях.

– Правда? – спрашивает он скептически.

– Конечно. Я знала: то, что ты сказал, было пустой угрозой. Знала, что ты бы ни за что меня не избил.

– Я хотел.

– Нет, не хотел. Ты просто думал, что хотел.

– Не знаю… – бормочет он.

– Ну сам подумай, – говорю я, вновь обвивая его руками и потираясь носом о его грудь через черную футболку. – Вспомни, что ты чувствовал, когда я ушла. Ты сам рассказывал об этом. Как изменил свой взгляд на мир, на меня. Я знаю, от чего ты отказался ради меня. Вспомни, что ты чувствовал, когда увидел следы от наручников у меня на запястьях в наш медовый месяц.

Он замирает, переваривая эту информацию. Я сжимаю руки; мои ладони лежат у него на спине, и я ощущаю крепкие напряженные мускулы под футболкой. Постепенно Кристиан расслабляется, и напряжение уходит.

Так, значит, вот что его беспокоило. Боялся причинить мне боль? Почему я верю в него больше, чем он сам в себя? Я не понимаю, мы ведь совершенно точно продвинулись вперед. Он обычно такой сильный, такой властный, но без этого – потерянный. Как жаль. Он целует меня в макушку. Я поднимаю лицо, и его губы находят мои. Ищут, берут, дают, умоляют – о чем, не знаю. Я просто хочу чувствовать его рот на своем и страстно отвечаю на поцелуй.

– Ты так веришь в меня, – шепчет он, оторвавшись.

– Да, верю.

Он гладит мое лицо тыльной стороной ладони и пристально смотрит мне в глаза. Гнев прошел. Мой Кристиан вернулся оттуда, куда уходил, и мне приятно его видеть.

Застенчиво поднимаю глаза и улыбаюсь.

– Кроме того, – шепчу я, – тебе не надо возиться с бумагами.

Он открывает в изумлении рот и снова прижимает меня к груди.

– Ты права. Не надо. – Смеется.

Мы стоим посреди гостиной, обнявшись, поддерживая друг друга.

– Идем в постель, – шепчет он через какое-то время.

Ох ты боже мой…

– Кристиан, нам надо поговорить.

– Потом, – мягко настаивает он.

– Кристиан, пожалуйста. Поговори со мной.

Он вздыхает.

– О чем?

– Ты знаешь. Ты держишь меня в неведении.

– Я хочу защитить тебя.

– Я не ребенок.

– Это мне прекрасно известно, миссис Грей. – Ладони скользят вниз. Он хватает меня сзади и прижимает к себе, одновременно подавшись вперед, чтобы я оценила силу его желания.

– Кристиан! – ворчу я. – Поговори со мной.

Он раздраженно вздыхает.

– Что ты хочешь знать? – Смирившись, опускает руки. Но я же совсем не этого хотела. Берет меня за руку, наклоняется за листком на полу.

– Много чего, – говорю я, пока он ведет меня к кушетке.

– Садись, – приказывает Кристиан.

Кое-кто никогда не меняется, размышляю я, делая, как велено. Он садится рядом и, подавшись вперед, обхватывает голову руками.

Да нет же! Неужели ему это так тяжело? Выпрямляется, взъерошивает обеими руками волосы и поворачивается ко мне, как человек, смирившийся с судьбой.

– Спрашивай.

Все оказалось легче, чем я думала.

– Зачем понадобилась дополнительная охрана для членов семьи?

– Хайд представляет для них угрозу.

– Откуда ты знаешь?

– Нашли кое-что в его компьютере. Кое-какие сведения, касающиеся меня и остальных членов семьи. Особенно Каррика.

– Каррика? А что такое?

– Пока не знаю. Пойдем в постель.

– Кристиан, скажи мне!

– Что сказать?

– Ты такой… несносный.

– Ты тоже. – Он сверлит меня взглядом.

– Ты ведь, когда только обнаружил информацию о своей семье на компьютере, не сразу усилил охрану. Так что же произошло потом? Почему ты сделал это сейчас?

Кристиан смотрит на меня с прищуром.

– Я же не знал, что он попытается поджечь здание или… – Он замолкает. – Мы не воспринимали его всерьез, считали немножко помешанным, но ты же знаешь, – Кристиан пожимает плечами, – когда человек на виду, людям становится интересно. Материал был разрозненный, бессистемный: газетные статьи обо мне в пору учебы в Гарварде – мое участие в соревнованиях по гребле, моя карьера. Статьи про Каррика – отслеживание его карьеры, маминой, кое-что касающееся Элиота и Миа.

Как странно.

– Ты сказал «или», – напоминаю я.

– Или что?

– Ты сказал «попытается поджечь здание или…», как будто собирался что-то добавить.

– Ты есть хочешь?

Что? Я хмурюсь, и в животе у меня урчит.

– Ты сегодня ела? – Голос суровеет, глаза подергиваются ледяной завесой.

Меня выдает прилившая к лицу краска.

– Так я и думал, – отрывисто бросает он. – Ты же знаешь, как я отношусь к тому, что ты не ешь. Идем. – Встает и протягивает мне руку. – Давай я тебя покормлю. – Голос его полон чувственного обещания.

– Покормишь меня? – шепчу я, и все, что ниже пупка, плавится. Черт. Как быстро он перескочил с одной темы на другую. И это все? Все, что мне удалось вытянуть из него?

Идем на кухню. Кристиан хватает барный стул и переносит по другую сторону стойки.

– Садись.

– А где миссис Джонс? – спрашиваю я, взбираясь на табурет и только сейчас замечая ее отсутствие.

– Я дал им с Тейлором выходной.

О как.

– Почему?

Он смотрит на меня с привычной надменной насмешливостью.

– Потому что могу.

– Ты будешь готовить? – с сомнением спрашиваю я.

– Какая ты недоверчивая. Закрой глаза.

Ух ты. Я думала, нам предстоит полномасштабное сражение, а мы – вот тебе и раз – играем в кухне.

– Закрой, – приказывает он.

Я закатываю глаза, потом подчиняюсь.