Машина, припаркованная тут же, у бордюра, никак не хотела открываться. Рыбаков давил на резиновую кнопку пульта, как на пуговицу дверного звонка, пытаясь разбудить смертельно спящих хозяев, но автомобиль не реагировал. Владимир Георгиевич постучал по крыше кулаком, пнул колесо, едва удержавшись на ногах, навалился грудью на высокий капот, заговорщически заглядывая сквозь лобовое стекло, в пустую темноту салона. На капоте было хорошо, вставать не хотелось. Если бы кто-то сторонний еще подтянул или хотя бы подпер ноги…

— И ты, значит, против меня? — Мужчина тяжело уставился на недвижные дворники. — Тоже «майбаха» захотела? Я вам всем устрою «майбах»!

Два подростка, выдувая смачные пузыри из обветренных ртов и попутно жадно затягиваясь одной сигаретой на двоих, остановились чуть поодаль, внимательно наблюдая за распластанным на капоте Рыбаковым.

— Смотри, чувак надрался, конкретно, в дупло!

— Ага, видно, отдохнуть решил.

— А чего это у него, барсетка?

— Вроде.

— Глянь, прикид вроде фирмовый. Может, попасемся?

— А если орать начнет?

— Да он кыш сказать не может, тачка его, как считаешь?

— Вряд ли. Он бы тогда внутри сидел.

В этот момент Рыбаков, наконец, сумел отлепиться от капота и снова попробовал открыть джип. На сей раз, не доверяя пульту, он тыкался ключом в дверь, пытаясь обнаружить замочную скважину.

— Все двери позакрывали, суки, — громко и скандально взывал он. — Хотите, чтоб я тут подох? Хрен вам! Всех урою! А ну открывай! Кому говорю!

Последние слова он выкрикнул так громко и так грозно, что сам не выдержал их напора и, глухо тюкнувшись лбом о стекло, стал заваливаться на бок. Однако сумел удержаться за порожек, даже почти выпрямился, злобно выкинул вперед руку с ключами.

— На, подавись!

Связка упала в жухлую мокрую прошлогоднюю траву почти бесшумно, едва слышно звякнув.

Один из подростков, у ног которого только что просвистели ключи, украдкой придвинул их ногой, быстро наклонился и спрятал в карман.

Рыбаков еще пару раз выматерился, собрал в кулак всю свою недюжинную мужскую волю и, оттолкнувшись от предательской машины, шагнул на асфальт.

— Пешком дойду! — пригрозил он неизвестно кому. — Просить будешь, на коленях ползать — не прощу!

Он удалялся по рвано освещенному переулку неровным тяжелым зигзагом. А подростки, хищно втянув головы в плечи, осторожно крались за ним вдоль темной стены дома.

В особенно глухом месте, там, где сходились ребра двух строений, образуя узкий проход, парни ускорили шаг, нагоняя Рыбакова. Потом один из них метнулся вперед, сделал ловкую подсечку, а второй в этот момент выхватил из взметнувшейся руки мужчины тяжелую барсетку.

Когда тело Владимира Георгиевича достигло близкой лужи, подростков уже не было. В переулке вообще никого не было. Несколько спящих машин да одноногие тусклые фонари.

Рыбаков полежал, отдыхая, хотел было устроиться поудобнее, да вдруг почувствовал, что в ухо затекла вода. Видимо, влага была довольно шустрой, поскольку сумела проникнуть прямо в голову несчастного страдальца и промыла некоторую часть мозга. Владимир Георгиевич вдруг ясно сообразил, что его обокрали.

— А ну стой! — грозно скомандовал он. — Сейчас милицию позову! — И, заложив два грязных и мокрых пальца в рот, попытался свистнуть.

На тусклое шипение никто не отозвался.

Рыбаков довольно споро поднялся, качнулся, схватился за голову.

— Убили и обокрали, — убежденно и горестно выдохнул он. И заплакал.

Так, плача, шатаясь, размазывая по лицу грязь и слезы, он вышел к людям, то есть на соседнюю оживленную улицу. Тут его заметили сразу.

Молоденький милиционер козырнул, вглядываясь в странно грязное лицо мужчины в светлой, дорогой, но мокрой и испачканной одежде.

— Что с вами?

— Убили и обокрали, — доложил Рыбаков.

— Кого? — расширил глаза юный блюститель.

— Рыбакова. Владимира Георгиевича, — твердо и горько выговорил пострадавший. — Генерального директора страховой компании «Центурион».

— Где? Когда?

— Там, — неопределенно кивнул Рыбаков в сторону темного переулка. — Лежит. Сейчас.

Милиционер кинулся в указанную сторону, на ходу что-то крича в рацию.

Владимир Георгиевич прислонился к столбу и устало прикрыл глаза. Когда недоумевающий страж примчался обратно, Рыбаков стоял все так же, смирно и тупо, для верности приобняв руками бетонную подпорку.

— Где убитый? — тряхнул его встревоженный постовой. — Там никого нет!

Взвизгнули колеса белой милицейской «шестерки» с мигалкой на макушке, вывалились недовольные хранители общественного спокойствия.

— Где труп?

— Нет никого, — виновато развел руками постовой. — А этот — вот он…

— Мать твою! — приблизился к рыбаковскому столбу один из патрульных. — Да от него несет! Он же пьяный! В стельку!

— Нет, — Владимир Георгиевич горько всхлипнул, почти взрыднул. — Бутылкой коньяка по голове, все отобрали. Деньги, документы, машину.

— Так вас что, из машины вытащили? — догадался вновь прибывший. — Дорожное нападение? Опять?

В последнее время подобные случаи были нередки: водителя вытаскивали из салона, оглушали чем-нибудь тяжелым и угоняли автомобиль. Милиции это очень докучало, но взять преступников никак не могли. И вот — такая удача.

— Вы их в лицо видели? — допытывался милиционер. — Описать сможете?

Рыбаков утвердительно кивнул.

— Звони дежурному. Пусть объявляют «Перехват»!

— А машина, машина какая у него была? — донеслось из приемного устройства. — Спроси номер!

— Машина у вас какая? — переспросил милиционер. — Сейчас всем постам сообщим.

— «Майбах», — злорадно известил Рыбаков.

— «Майбах»! — проорал милиционер в микрофон.

Рация помолчала. Хрюкнула и вдруг сказала равнодушным голосом: «Да пошел ты!»

Наряд переглянулся, все трое удивленно воззрились на онемевшую рацию, потом так же, сообща, перевели глаза на Рыбакова.

— В отделение этого козла! Быстро!

Рыбаков на «козла» насупился и гордо вскинул подбородок:

— Я вас всех с работы поснимаю! Быдло!

Ближний милиционер лениво вытянул дубинку и молча опустил на хребет наглого пьянчуги.

— Уяснил, кто тут быдло? Сержант, давай сопроводи его пешочком, тут рядом, только браслеты не забудь! Он нам всю машину уделает. Еще блевать начнет.

Юный постовой, тот самый, что вызвал весь этот переполох, с готовностью громыхнул наручниками и ловко накинул их на грязные запястья директора «Центуриона». Для порядку, следуя примеру старших товарищей, влепил стонущему Рыбакову еще раз дубинкой меж скореженных болью лопаток, грубо бросив: «Шагай, падла!»