…В тот грозный год

Покойный царь еще Россией

Со славой правил. На балкон,

Печален, смутен вышел он

И молвил: «С Божией стихией

Царям не совладеть». Он сел

И в думе скорбными очами

На злое бедствие глядел…

Здесь Пушкин продемонстрировал абсолютное «попадание в образ Александра I». Вернее, в рассказы о нем, которые передавались уже после смерти государя. Перед самым отъездом в Таганрог он заметил на небе комету — хвостатую вестницу невзгод. В последний раз она посещала Россию летом 1812 года. Глядя на нее, «наш Ангел» скажет своему бессменному кучеру Илье Байкову: «Знаешь, что она предвещает? Бедствия и горести… Так Богу угодно». Абсолютная покорность, как в «Медном всаднике»[347].

Поведение Александра I по отношению к «Божией стихии» очень напоминает то, что принято думать о его попустительстве тайным обществам: «Не мне их судить». В реальности и велся сбор сведений, и осуществлялся перевод революционно настроенных офицеров из гвардии в армию. Но всё исподволь. В большой тайне. Пушкин об этом не знал.

Напротив, в декабристской среде возобладало мнение, что император не просто «дремлет», а готовится умирать, ему ни до чего нет дела. «Тайный червь меланхолии точил его сердце, — писал Андрей Евгеньевич Розен, — и он предчувствовал близкую кончину свою. По целым часам стоял он у окна, глядя на точку в раздумье; вечером, когда камердинер приносил свечи, он замечал ему: рано подаешь, как бы для покойника». И тут же о восстании греков против турецкого гнета, которому 2-я армия на юге готовилась помочь, но император не вмешался: «Нет сомнения, что всего чувствительнее для души Александра I оказался греческий… вопрос, в коем Священный союз действовал против его убеждений и желаний»[348]. Последнее неверно. Александр I сам принял решение не оказывать помощь, поскольку на юге уже действовали заговорщики, готовые превратить войну против Турции в войну гражданскую, с последующим установлением республики.

Преграда их стремлениям в виде воли «покойного царя» развернула решимость мятежников к действиям внутри самой России — в столице. У Пушкина в «Медном всаднике» этот поворот показан через попятное движение Невы:

Но силой ветра от залива

Перегражденная Нева

Обратно шла гневна, бурлива

И затопляла острова…

………………………………………………….

И вдруг, как зверь остервенясь,

На город кинулась…

………………………………………………….

Осада! приступ!

Сердитая стихия Невы уподоблена мятежу. Определения, приложенные Пушкиным к ней, обращены и к восставшим: «зверь», «злые», «как воры»[349]. Ряд можно продолжить: «остервенясь», «не одолев их буйной дури», «разъяренных», «разбойники», «все побежало» и т. д. Поэт рисует картину вселенской катастрофы: плывут даже «гроба с размытого кладбища». Вот, оказывается, когда ожившие покойники начали блуждать по страницам пушкинских текстов: здесь и «Дон Гуан», и «Гробовщик», отдающий «гробы внаем и починяющий старые», и «Медный всадник» со скачущим памятником Петру, наконец, графиня из «Пиковой дамы», которая вроде бы упала на пол в сцене убийства, но потом снова оказалась в кресле. Что, кроме великого потрясения, могло заставить ее подняться?

«Народ / Зрит Божий гнев и казни ждет». Тот же народ в «Борисе Годунове» безмолвствует, когда на трон восходит Самозванец. Охваченный стихией Памятник Петру «Над возмущенною Невою / Стоит с простертою рукою». Именно он проложил дорогу бунтам и переворотам: «Все Романовы революционеры и уравнители».

В беловой текст поэмы не попали слова: «Мятежной Неве… грозя»[350]. Но и без них текст достаточно прозрачен. Не стоит, по советской привычке, считать августейшего читателя глупее современного исследователя. Один дворец, который, окруженный сердитой стихией, «Казался островом печальным», должен был многое напомнить Николаю I. Даже описание разбойников в деревне очень походило на реальные подвиги восставшего Черниговского полка, отправившегося грабить окрестности[351]:

                …Так злодей

С свирепой шайкою своей,

В село ворвавшись, ломит, режет,

Крушит и грабит; вопли, скрежет,

Насилье, брань, тревога, вой!..

И грабежом отягощенны,

Боясь погони, утомленны,

Спешат разбойники домой,

Добычу на пути роняя.

Как будто поэт сам видел!

Итак, наводнение, происходившее в ноябре 1824 года, более всего подходит для фразы: «Года четыре назад». «Медный всадник» писался одновременно с «Пиковой дамой». Локализовать собрания офицеров за картами примерно около этого времени будет верно.

«Разница между принцем и каретником»

Теперь посмотрим на самих офицеров из черновика. «Года четыре назад собралось нас в Петербурге несколько молодых людей, связанных между собою обстоятельствами. Мы вели жизнь довольно беспорядочную. Обедали у Андрие без аппетита, пили без веселости, ездили к Софье Астафьевне побесить бедную старушку притворной разборчивостью. День убивали кое-как, а вечером по очереди собирались друг у друга».

Что делали — не сказано. Перед нами все еще зеркало, разбитое на множество осколков. В десятой главе «Евгения Онегина» читаем:

У них свои бывали сходки,

Они за чашею вина,

Они за рюмкой русской водки.

……………………………………………………

Витийством резким знамениты,

Сбирались члены сей семьи

У беспокойного Никиты,

У осторожного Ильи.

Декабристы Никита Муравьев и Илья Долгоруков собирали у себя товарищей. Но писать об этом прямо — гневить августейшего цензора. В «Пиковой даме» «витийство резкое» заменено на карты. Всё, что происходит на квартире Нарумова, — продолжение приведенного абзаца, который был снят при редактуре.

Поведение героев красноречиво. Они едят и пьют без удовольствия, ездят по девкам в известное столичное заведение, но никого не берут. Только «бесят» содержательницу «притворной разборчивостью». Слово сказано — молодые люди притворяются. Как будто ничего не ждут, но на самом деле в напряжении. Вот-вот грянет гром.

Причем притворяются в борделе, где притвориться довольно трудно. Либо можешь, либо нет. Этот циничный момент очень важен, поскольку близость с женщиной, способность ею овладеть равносильна способности взять власть. Вспомним историю «Графа Нулина» и «странные сближения». Заезжему ловеласу было оказано сопротивление. Сам Пушкин видел родство событий с мятежом на Сенатской площади, в день которого и была написана поэма: «Я имею привычку на моих бумагах выставлять год и число. „Граф Нулин“ писался 13 и 14 декабря. Бывают странные сближения».

А перед этим целый абзац о «Лукреции», «довольно слабой поэме Шекспира», которая легла в основу сюжета, то есть о появлении республики в Риме, о восстании против царского рода Тарквиниев, один из отпрысков которого обесчестил знатную римлянку Лукрецию. «Что, если б Лукреции пришла в голову мысль дать пощечину