– Если бы ты приехал раньше, мне было бы легче.

Роджер нахмурился.

– Знаю. Ты вправе сказать, что я бросил тебя в самую трудную минуту.

– И не в первый раз, Роджер.

Словно не расслышав ее слов, он продолжал:

– Та проблема, о которой я упоминал… Это не просто кризис. – Роджер смутился. – Ларри и Курт заключили контракт с организацией здравоохранения. А меня попросили выйти из игры.

– Тебя лишают практики? Роджер, но почему?

«Значит, не я одна», – подумала Дафна. Все, даже родители Роджера, страдают от его высокомерия и снобизма. Она ждала от мужа объяснений, но он удивил ее, сказав:

– Я это предвидел.

Дафна бросила на него тревожный взгляд. Как же случилось, что человек, за которым она была замужем восемнадцать лет, вдруг исчез, и вместо него появился другой.

– Что ты собираешься делать? – спросила Дафна.

– Не знаю. Мы собирались еще раз все обсудить, но Ларри и Курт настаивают на привлечении посредника. Какого-то психоаналитика, – добавил Роджер с прежним высокомерием. – Но меня не так-то просто вышибить из седла. – Он встретился с ней взглядом: – Конечно, со мной нелегко. Прости, если чем-то тебя обидел.

– Да, ты обидел меня, Роджер.

Дафна вдруг поняла, что каждое сказанное ими слово все больше отдаляет их друг от друга. Сейчас она видела перед собой не закоренелого эгоиста, а грузного мужчину с поникшими плечами. Он выпустил ее руку и провел рукой по волосам.

– Я и это предвидел. – Роджер улыбнулся. – Если я скажу «прости», это меня спасет?

Дафна обожала сентиментальные воспоминания о медовом месяце, о рождении их первенца Кайла, о всех тех милых и простых семейных радостях, которых было так много в их совместной жизни.

– Дело не в том, прощу ли я тебя, а в том, что ничего уже не исправить.

Роджер сухо рассмеялся:

– А что я мог поделать? Ты все равно не стала бы меня от этого сильнее любить. – Он печально взглянул ей в глаза. – Думаешь, я не знаю, что всегда был для тебя вторым? Что ты вышла бы замуж за того парня, если бы он вернулся? Иногда мне не хватает проницательности, но я не слепой, Дафна.

Дафна вспыхнула – его слова жгли ее как горящие угли.

– Я вышла замуж за тебя, Роджер. Не забывай об этом. Он рассеянно перебирал блоки «Лего».

– Может, ты и права. Но я бы хотел, чтобы ты дала мне еще один шанс. – Вид у него был удрученный.

Дафна поняла, что муж прав. Он действительно всегда был вторым. В ее сердце не осталось места ни для кого, кроме Джонни. Роджер очень самолюбив, и это постоянно угнетало его.

Она догадалась, что надо не просто дать мужу второй шанс, а начать все сначала. Это непросто. Вполне возможно, им не удастся сохранить брак. Но они обязаны хотя бы попытаться. В конце концов, они ведь семья.

Дафна прикрыла глаза рукой, но вместо картины семейного счастья перед ее мысленным взором вновь возникло лицо Джонни. Он стоял на причале, опершись о перила, и смотрел ей вслед.

Китти, находившаяся в кухне, слышала разговор сестры и Роджера. Хотя они вели его на повышенных тонах, Китти не могла разобрать слов. Неужели Дафна наконец-то решила дать отставку этому самовлюбленному индюку? Хорошо бы.

Но, взглянув на Кайла и Дженни, лепивших из теста корзиночки, Китти устыдилась своих мыслей. Ведь если Дафна и Роджер разведутся, для детей это будет ужасным потрясением. Как она может желать им зла?

«Есть вещи и пострашнее, – подумала она. – К примеру, невозможность иметь детей – что может быть хуже? Да и последняя надежда на усыновление рухнула».

Шон? Он тоже куда-то пропал. Последний раз они виделись две недели назад. Китти сознательно избегала его, надеясь оправиться после удара, нанесенного его сестрой. Вообще, находясь рядом с Шоном, она не могла не думать о ребенке, который мог бы стать ее ребенком.

Китти пыталась объяснить ему это, но Шон не понимал ее. Вокруг столько сирот, говорил он. Почему бы ей не взять взрослого мальчика или девочку, которым тоже нужна мама?

Шон, конечно, имел в виду таких же несчастных детей, как он и Хизер. Они с Китти принадлежат к разным социальным слоям и вряд ли способны одинаково смотреть на мир.

«Мне тяжело, Шон, – сказала она ему. – И ты вряд ли меня поймешь. Мне трудно объяснить, почему я хочу усыновить именно новорожденного. Я должна побыть одна и все обдумать».

Они сидели в грузовичке Шона, припаркованном рядом с ее домом. Вечер был теплым для начала июня. Шон приехал навестить Китти, но она не пригласила его в дом, хотя всей душой желала, чтобы он остался на ночь.

«Думай быстрее», – сказал Шон, и в его темных глазах промелькнул страх и что-то еще. Может, злость? Он сердится на Китти за то, что она оттолкнула его… или же за то, что не может понять ее?

Китти и сама на себя злилась. Она ведь предвидела такой поворот событий! Шон слишком молод для нее и вместе с тем хорошо знает изнанку жизни. Кроме того, ей, наверное, суждено быть одной. Поэтому она и не вышла замуж. Не то чтобы Китти не удалось найти мужчину – она просто не искала его.

Но одиночество в постели не успокоило ее. Китти мучилась от бессонницы, при мысли о еде ее начинало тошнить. В голове постоянно вертелась мысль о Шоне и о ребенке. Боль утраты с каждым днем усиливалась.

Как-то в детстве Китти случайно проглотила вишневую косточку, и Дафна с серьезным видом сообщила ей, что теперь в животе у нее вырастет вишневое дерево. Китти поверила сестре – ведь Дафна прочла уйму книг – и каждый день задирала одежду и осматривала свой животик, ожидая вскоре увидеть зеленый росточек, пробивающийся из желудка. Когда же она рассказала об этом маме, та улыбнулась и сказала, что Дафна просто подшутила над ней. Но теперь, много лет спустя, это деревце вновь вспомнилось Китти – деревце, усыпанное завязями ее прошлых ошибок и утрат. Шелест его листьев звучал как суровое предупреждение судьбы.

Из зала доносился громкий голос сестры. Китти не на шутку встревожилась: сейчас не хватало только семейной ссоры в кафетерии.

«Твоя мать в тюрьме, а ты боишься какой-то ссоры?»

Китти усмехнулась, вынимая противень с пирожками из печи. Кто знает, может, и всему семейству Сигрейв не мешает немного встряхнуться – это все же лучше, чем томительное ожидание. Адвокат матери предупредил их, что предварительное расследование – утомительная и длинная процедура, но не упомянул об изнуряющем, невыносимом ожидании. Китти давно уже не надеялась на следователей и готова была ухватиться за любую соломинку – мамину подругу, которая согласилась бы свидетельствовать в ее пользу на суде, или бывшую любовницу отца.

Даже в больнице, перебирая бумаги в кабинете отца, Китти пыталась навести справки о медсестре, с которой у отца был роман, но натолкнулась на глухую стену молчания. Его коллеги либо ничего не знали… либо не хотели говорить. Бумаги отца свидетельствовали лишь о его самоотверженном труде и заботе о своих сотрудниках.