– Вы не шутите? – спросила Меротт, подумав, что столь решительные молодые люди тоже могли бы сослужить ей хорошую службу, как и Матален.

В то же время она была слишком осторожна и поэтому опасалась подвоха.

Ответ Годфруа на ее вопрос «Вы не шутите?» прозвучал на удивление искренне:

– Я более чем серьезен.

Тогда баронесса, приняв решение, всецело сообразующееся с благоразумием, встала с шезлонга, с величественным, царским видом, и испепелила Годфруа своим жутким взглядом, который, признаем сразу, поверг его в робость.

– Послушайте, сударь! – сказала она. – Вы принимаете меня за цыганку, за какую-то бандершу, да еще имеете наглость мне об этом говорить? Так знайте, вы предложили баронессе де Мальвирад гнусную, постыдную сделку!

– Баронессе, которой никогда не существовало.

– Знаете, сударь, стоит мне позвать слуг и вам не поздоровится.

– Вряд ли вам стоит так кичиться своими слугами, мадам.

– Убирайтесь! Я поставлю мадам де Блоссак в известность о том, что вы охотитесь за самыми богатыми вдовушками из числа французской знати.

Годфруа встал.

– Отказываясь заключать с нами союз, вы объявляете войну, – сказал он. – Ваши бретеры прекрасно знают, как мы умеем обращаться со шпагой. Совсем скоро вы узнаете, как мы умеем срывать планы интриганов. До свидания.

С этими словами Мэн-Арди гордо покинул гостиную. И пока Меротт, засомневавшись, раздумывала над тем, не окликнуть ли его, чтобы принять выдвинутые условия, Годфруа быстро спустился по лестнице и вышел из дома.

Закрывая за собой тяжелую дверь, молодой американец увидел двух человек, явно намеревавшихся войти в особняк.

Первым из них была женщина лет пятидесяти, черты лица которой выдавали в ней израильтянку, вторым – замочных дел мастер.

В голове юноши тут же родилась смелая до безрассудства идея. Он остановил мастера и спросил не к баронессе ли тот направляется. Услышав утвердительный ответ, попросил одолжить инструмент и позволить пойти вместо него.

Мэн-Арди уже понял, что отныне ему будет чрезвычайно сложно проникнуть в этот дом, но несмотря на это, ему было жизненно необходимо изучить все его закоулки – на тот случай, если нужда заставит попасть туда, будь-то в дверь или окно.

Кроме того, он чувствовал, что, обратившись к баронессе с подобным предложением, повел дело крайне бездарно, и теперь сгорал от желания отыграться.

Обладая врожденными способностями стратега, Годфруа сказал себе, что изучение вражеской территории представляется делом первостепенной важности.

К тому же некое тайное предчувствие вселяло в него надежду на то, что в результате своего смелого демарша он сможет чего-то добиться, поэтому решение было принято незамедлительно.

Мастер, у которого Мэн-Арди одолжил молоток и другие инструменты, относился к категории тех безучастных ко всему работяг, которые никогда не упускают неожиданно подвернувшегося барыша.

Он быстро понял, что Годфруа изо всех сил стремится получить желаемое, и поэтому решил содрать с него за подобную «блажь» как можно больше.

Поэтому он немного поупирался, завел разговор о своем долге, сказал, что, если подлог будет раскрыт, баронесса как клиентка будет потеряна для него навсегда, но Мэн-Арди заткнул ему рот, сверкнув парой золотых монет.

Несколько минут спустя мастер был согласен на все.

– Ну что ж, пойдемте, – сказал Годфруа.

– Куда?

– Как «куда»? Туда, где мы сможем спокойно обменяться одеждой. Чтобы походить на трудягу, мне понадобятся ваша хлопчатая сорочка, блуза и штаны.

– Но в этом случае я их лишусь и останусь в убытке!

– Нет, ведь я дам вам свой редингот, жилет и шляпу.

На этот раз мастер возражать не стал, и через десять минут Годфруа с перепачканным сажей лицом, грязными руками и взъерошенной шевелюрой вновь предстал перед баронессой.

Узнать его и в самом деле было невозможно.

Чтобы лучше загримироваться, юноша присыпал волосы белой пудрой, что придало ему вид сорокалетнего мужчины.

На стук в дверь открыл привратник.

– Ну наконец-то! – воскликнул он, завидев «мастера». – Для вас есть работенка.

– А то! – ответил тот, прекрасно имитируя бордоский акцент. – Что у вас?

– Во-первых, нужно снять небольшую дверь на втором этаже, рядом с покоями госпожи баронессы, во-вторых, переставить пару замков и, наконец, сделать ключ.

– Ведите, приятель.

– Нет, я отлучаться не могу, но позову слугу, он и покажет вам дорогу.

Пять минут спустя Годфруа уже успел обойти почти весь дом. Он снял искомую дверь, что оказалось делом совсем нетрудным, затем стал копаться в замке. Слуга, которому не было никакого интереса наблюдать за ним, оставил молодого человека одного.

Тогда, вместо того чтобы продолжить работу, которая его в немалой степени озадачила бы, Годфруа составил точный план коридоров и дверей. Он, крадучись, обошел весь дом, заглянул во все его уголки и изучил выходы.

Обнаружив в инструментах мастера свечу, Мэн-Арди воскликнул:

– Черт меня подери! Не иначе как само Провидение оказывает мне знаки внимания.

И молодой человек, не терзаясь угрызениями совести, снял со всех замков слепки.

Покончив с этим, Годфруа уже собрался было постучать немного молотком по ригелям и скобам, отвинтить все, что можно было, создать, наконец, хоть какую-то видимость работы, оставляя за собой право впоследствии прислать настоящего мастера, который устранил бы все последствия его необдуманных действий, но тут взгляд юноши упал на дверь, доселе им незамеченную.

Она располагалась в самом конце темного коридора и вела в кабинет, второго выхода из которого не было. Юноша вошел и остановился, раздумывая над тем, для чего предназначалась эта комнатка, которой хозяйка дома, вероятно, не пользовалась.

Внезапно до его слуха донесся какой-то шепот. Мэн-Арди, конечно же, прислушался и вскоре услышал беседу, которая, как ему показалось, велась где-то совсем рядом.

Говорила баронесса – он сразу узнал интонации ее голоса.

В окружавшей его тишине можно было услышать отдельные слова, но следить за нитью разговора не представлялось возможным.

Было совершенно очевидно, что по ту сторону тонкой перегородки располагалась гостиная, в которой незадолго до этого его принимала мадам де Мальвирад.

Второй голос принадлежал женщине.

Годфруа был в ярости от того, что не мог разобрать, о чем говорят буквально в двух шагах от его укрытия. К счастью для него, Меротт вдруг повысила голос и сказала:

– К сожалению, голубушка, я не могу пойти на это. Мне очень хотелось бы, чтобы вы принесли мне пользу, но я не так богата, чтобы ради вас лишиться целого состояния. Запрашиваемая вами сумма непомерна.