Нет, уже не храпит. По шевелению в комнате она поняла, что тип проснулся.

Он сидел на краю кровати и ел сладкую кукурузу.

— Есть хочешь? — Он сделал широкий жест в сторону столика.

— Спасибо. — Она села, подцепила ложкой (вилки и ножи майор тоже предусмотрительно спрятал) консервированный ананас из банки, надкусила водянистую сладкую мякоть. Ананасы из банки, видимо, представлялись майору вершиной «шикарной жизни», как и баночный джин-тоник.

— Ты чего вскочила, Томка?

— Ходила в душ.

— А-а… Значит, анекдот: женился чукча на француженке. Его спрашивают: ну как оно ничего? А он говорит: хорошая женщина, только грязная очень. Как грязная, спрашивают? А вот так: два раза в день моется… Не смешно?

— Смешно.

— Что-то ты, подруга, смурная какая-то, — озаботился майор. — Ну, чего грустить-то? Не бойся, не брошу. Не поедешь ты на стадион.

Вот обрадовал-то!

— А я, между прочим, почти в разводе, — интригующе сообщил майор. — Может, того, распишемся?

Тамара расхохоталась. Уже второе брачное предложение за сутки! Да-а, поручик Уточкина, вы зря времени не теряете! Редко какая «вдова» может провести в постели с мужчиной больше одной ночи подряд, а уж получить при этом два предложения руки и сердца! Как же вы, такая разбитная «вдовушка», упустили столь потрясающую возможность на КПП — там было целых семеро крепких парней! Что ж вы запищали, как голенастая тинэйджерка, которую на школьной танцплощадке прижали в углу? Нет, блядовать так блядовать, по полной программе! Она вообразила себе жизнь с этим майором Мишей, ежедневное лицезрение его сатиновых трусов… О, Господи!

Это даже не было изнасилованием — вот, что самое страшное. Она сама пошла за ним. Ни словом не обмолвившись о том, что не хочет его, что для нее он — только меньшее зло, что ее тело еще хранит другое тепло…

Она плакала. Он утешал, как умел, а умел он довольно неуклюже. И ни взглядом, ни жестом не дала она ему понять, что он ей противен, что она всего лишь подчиняется… Улыбалась и старалась понравиться.

Выбор был — он или те семеро.

Но если семеро — ты всего лишь физически слабее. Семеро скрутят кого угодно. А вот идти за спасителем в свою комнату, давясь своим трусливым согласием, и покорно снимать с себя одежду, и переодеваться в черное кружевное белье от «Лиз Шармель» — бра без бретелек, узкие трусики, чулочный пояс… Да, это и есть настоящий позор.

Тогда почему же она сейчас сидит на заднице и жрет ананасы из банки вместо того, чтоб врезать этому козлу стулом по голове? Выжидает удобного момента, недоделанная Юдифь?

— Ну, вот, Томка, ты и развеселилась, — обрадовался Миша. — Я когда тебя увидел, сразу понял, что ты — славная девчонка. С огоньком. Может, еще того… Покувыркаемся?

Сказать «да». Пусть подойдет поближе. И черенком ложки — в глаз…

Во дворе раздался топот сапог, потом забарабанили в дверь. Майор дернулся к подоконнику, потом повернулся к двери:

— Кто там?

«Ах вот где ты прячешь пистолет…»

— Товарищ майор, тут какая-то херня творится. Связь не работает, со штабом бригады контакт утерян…

— Так надо меня среди ночи поднимать? Сами справиться не можете?

— Никак нет, товарищ майор! На всех частотах сплошной шум.

— Так позвоните в штаб по телефону, козлы!

— А как?

— Откуда я, на хер, знаю, как? Томка, как отсюда… — Он осекся.

В лоб ему смотрело дуло «Макарова».

Тамара демонстративно щелкнула предохранителем, передернула затвор.

— Прогони их, — тихо сказала она.

— Дура, положи пистолет.

— Прогони их!

Секунды три майор колебался, потом крикнул:

— Через полчаса я приду, уходите!

Тамара криво улыбнулась, услышав на лестнице топот ног.

— Дура, — как-то печально сказал майор. — Я же с тобой по-человечески. Не пори горячку, Томка, положи пистолет. Ничего тебе не будет. Я обещаю.

— Заткнись. Ложись лицом вниз, руки на голову.

Майор встал в полный рост, скрутил кукиш и предложил:

— Выкуси.

Она слишком поздно поняла, что он провоцировал ее, прощупывал. Искал предел ее решимости. Он не подчинится, надо стрелять, потом выбежать в холл и попытаться прорваться к машине. Если надо будет — проложить туда дорогу пулями. Она не совсем ясно представляла, что будет делать после того, как истратит здесь весь боезапас, но первый пункт программы уже сам по себе выглядел неплохо.

Ее палец напрягся на спусковом крючке, и в это время майор своим кукишем ударил ее по руке, держащей пистолет. Выстрел ушел в пол, а майор второй рукой врезал Тамаре по скуле.

Ее голова еще раскалывалась от малинового звона, когда майор повалил ее на постель и сорвал бра. Одной рукой он схватил ее за грудь, а другой — ударил по второй щеке. От боли Тамара не могла даже заплакать. Она не успела заметить, когда он вошел, и словно сквозь вату услышала:

— Товарищ майор, что случилось?

— Нечаянный выстрел! Ничего страшного, валите отсюда!

Он выполнял свою работу так, будто рубил дрова: ритмично, сильно, с характерным хриплым сопением. Тамара попыталась укусить его в лицо, но он даже не стал размениваться на третью оплеуху — просто прижал ее голову предплечьем и держал так, пока не кончил, рыча сквозь зубы.

Тамара чувствовала себя так, словно по ней проехал бульдозер. Цыпленок табака.

Майор встал, подобрал с пола пистолет. Потом натянул комбез, сел у окна, закурил.

Тамара собирала себя по частям. Повернуть голову. Подтянуть руку. Опереться на локоть. Сесть.

— Ну что, позвать ребят? — спросил майор. — Всю роту? Или только взвод?

— Если ты считаешь, что сам не справился, давай. Если на одну женщину вы можете только взводом… Но первый, кто попробует, недосчитается пары яиц, понял?

Майор неожиданно улыбнулся.

— Ты мне такая даже больше нравишься. Люблю смелых.

— Ты лучше убей меня, bastard. Потому что рано или поздно я тебя все равно убью.

— Ох, не смеши меня, Томка. — Он встал. — Ладно, пойду посмотрю, что там у них со связью. Ты не будешь искать, чем меня зарезать?

Тамара плюнула ему в лицо. Плевок не достиг цели — девочки из приличных врэвакуантских семей не умеют правильно плеваться. Слюна упала на штанину.

— Слижешь, — сказал майор. Это был не вопрос, а утверждение.

— Пошел на х…

Следующая оплеуха была ленивой, но от этого не менее тяжелой. Тамара обнаружила себя лежащей почти под креслом.