Дорожка спустилась к шоссе, мы бежим рядом, стараясь держаться у обочины.

— Я не точно выразился. Для нормального мужика цель имеет почти абсолютное значение. То есть он должен достичь ее во что бы то ни стало!

— «Пройти по трупам»?

— Нет. Никакая цель не оправдывает убийства. Но без воинов — нельзя. Очень многие не могут себя защитить. Если война.

— Хм… А война всегда.

— Сколько вам лет?

— Задавать такой вопрос девушке…

— Я все же старше. Потому помню, что была и невойна.

— Нет, Сережа. Война и тогда была, только не для вас. Для вас было детство. И вы помните его, как состояние невойны. А я помню себя девчонкой в пионерском лагере — пионерию я застала — и для меня было детство… А война тогда была — ребята погибали в Афганистане, я про это даже слышала, но для меня-то ее не было! Не так?

— Так.

Я помню… Помню, как вжимался щекой в землю, а сверху шелестел снаряд, и я с замиранием ждал грохота взрыва… Но земля была чужая… Афган?.. Нет.

Никаких ассоциаций. Совершенно.

— Тогда как же с абсолютной целью? Молчите?

— Собираюсь с мыслями…

— А есть, что собирать?

— Надеюсь.

— Ну и?..

— Цель должна быть достойной.

— Переведите.

— Благородной.

— Старушку через улицу перевести? Или — девчонку на подъемчике «сделать»?

— Считайте, я тренировался.

— В чем?

— Подбежать. К тому же… Нельзя проигрывать из жалости. Это не честно.

— Сережа, вы точно не волокита.

— Волокита? — хмыкаю я удивленно. Старинное слово в устах юной девушки звучит, как иностранное. Странно, что она его вообще знает. Еще страннее, что употребляет, причем естественно.

— Ну да. Другой на вашем месте наверняка постарался бы воспользоваться случаем, чтобы понравиться привлекательной девушке. А вы рассуждаете о понятиях, ставших теперь полным анахронизмом.

— Вы это серьезно?

— Что именно?

— Про анахронизм?

— Нет. Это я кокетничаю. Скажете, нашла время и место…

— Да нет…

— Просто я взбалмошная… И мне жутко одиноко. Кстати, я привлекательная?

— Очень.

— Хоть это хорошо. А вы не «тормоз»?

— Просто красивая…

— Что — красивая?..

— Нет. Я не «тормоз».

Девушка останавливается и начинает хохотать.

— Из-ви-ни. Ты меня снова «сделал». Два-ноль. Но ничего, я отыграюсь.

Потом. Кстати, «выкая» чуть язык не сломала. А вообще… Как я тебе, на первый взгляд?

— Тебя что-то беспокоит?

— Ага. Разучилась общаться с людьми.

— Совсем?

— Порядком. Кроме тех, кого давно знаю. То ли боюсь уже новых людей, то ли… Не знаю.

— Мудрено.

— То-то. Это потому, что я — умная.

— А счастья — нет?..

— Не-а…

— А дурой прикинуться?

— А толку? У них тоже счастья нет, даром что дуры. Вообще, у нас все поколение такое выросло… Или сильно умные, что самим от себя тошно, или — полные кретины. И — кретинки. Во время такое попали. Судьбоносное. Только не грузи, что время, как и родителей, не выбирают… Просто…

— Собой недовольна?..

— Собой довольны только недоумки. Вот ты, бежишь по бережку, а не пузо пивком наливаешь — значит, тоже недоволен. Ой!.. — Девушка запнулась, наступив на развязавшийся шнурок, и в одно мгновение растянулась на гальке.

Я наклонился, подал руку…

— Ободрала?.. — Девушка потерла нос, увидела на пальце кровь. — У тебя зеркальца нет? — спросила она, подняв глаза… Улыбнулась, закрыла лицо руками и начала хохотать… Оперлась на мою руку, встала, мотнула головой:

— Вот дошла девка, а?.. А все же чего у меня там с носом?

— Нос на месте. Чуточку приложилась, но до свадьбы заживет.

Девушка стерла кровь платочком:

— Чумазая?

— Чуть-чуть.

— Так мне и надо. За выпендреж: Ты отдыхающий?

— Наверное, да.

— Почему «наверное»? Как все трудоголики, отдыхать не умеешь и думаешь о работе всегда?

— Нет, у меня случай поглупее…

— Да?

— Я не помню, чем занят.

— Подумаешь… У меня того хуже: я все время занята, но не могу уразуметь, чем именно. И зачем мне это нужно. Наверное, это и есть депрессия. Или — идиосинкразия. Или — фрустрация. Красиво излагаю, а?

— Стильно.

— Вроде ничего не упустила.

— Кроме амнезии.

— Потеря памяти? Да нет, с памятью у меня все нормально. Кажется, помню даже то, чего не было…

— Как это?

— Знаешь, песня такая была? «Все, что было не со мной, помню…»

— Ага.

— Вот так и я. Порой фантазии реальнее, чем окружающее. Не бытие определяет сознание, а наоборот. Вернее, некое бессознательное определяет другое бессознательное, что мы принимаем за бытие. Загрузила?

— По самые уши.

— То-то!

Бежим по краешку шоссе. Нас обгоняет здоровенный джип, похожий на катафалк. Движение его неожиданно замедлилось, джип вильнул к обочине и замер, перегородив нам дорогу. Передняя дверца распахнулась, оттуда вывалился крепко поддавший раскормленный детина; из салона — грохочет музыка. Там, за густо тонированными стеклами, вполне может разместиться полдюжины таких кабанов, и тесно им не будет. М-да… Похоже, на ближайшие пять минут наше и бытие, и сознание будет определяться уже не нами.

— Ну вот, накаркали… — севшим голосом произносит девушка.

— В смысле? — «не понимаю» я.

— Отморозков не надо было поминать всуе. Как ты с ними, ладишь?

— Сейчас узнаем.

Детина улыбается широким ртом. Кроме рта на заплывшем, налитом лице можно было различить только крохотные бусинки глаза, а голова кажется напрочь лишенной шеи и прикрепленной прямо на туловище.

— Ну этот динамовец-разрядник и сам дойдет, а вот девчонку мы подбросим, — сказал он, полуобернувшись, кому-то в салоне. — На мордашку она еще симпатичнее, чем со спины. Ну а пониже спины — просто эта, как ее… Ну по «ящику» ее показывали, в натуре…

Парниша склонил голову, оценивающе оглядывая девушку с головы до пят. Меня он, похоже, просто не заметил. Главная ошибка выбравшего пепси поколения — не замечать старших. Или — не принимать их в расчет. Ну а если он, кроме пепси, выбрал еще и «Сникерс»… И особое удовольствие получает от претворения в жизнь рекламного слогана: «Они никогда не платят». Хм… Кажется, я раньше имел дело с деньгами… Потому как знаю точно: тому, кто не платит вовремя, приходится расплачиваться… И не только по своим счетам.