Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стоит вспомнить, чему профессор Стефан Кеневич учил нас, молодых историков, на материале документации Январского восстания:
1. Не следует выхватывать отдельные документы из собрания документов. В случае если документы дублируются, следует публиковать наиболее полный документ, а об остальных документах следует информировать в подстрочном примечании. В комментариях используется литература по теме и документы из других коллекций. Примером может служить сборник документов, посвященный патриотическим манифестациям 1861 года, который вышел под завуалированным названием «Революционное движение 1861 года в Королевстве Польском. Манифестации в провинции»[113]. (Само по себе название также было лишено фальши, поскольку в то время при описании подобных выступлений и восстаний использовали термин «революция»). Для облегчения чтения часть биографической информации следует разместить в персональных указателях.
2. Документы должны быть опубликованы на языке оригинала. (Отсюда, например, корреспонденция наместников в 1861–1864 гг., а также другие документы опубликованы на русском и французском языках; мы получили микрофильмы в коробках, похожих на те, в которых хранятся пленки; если бы сегодня мы опубликовали корреспонденцию двух братьев Александра II и великого князя Константина на польском, это, безусловно, был бы бестселлер).
3. Вычитку следует проводить не на основании проверенного машинописного текста, а в сопоставлении его с оригиналом, поскольку подобная повторная сверка позволяет выявить ошибки, допущенные при расшифровке, а также даст возможность расшифровать то, что не удалось сделать с первого раза. (Здесь следует добавить, что описываемые документы не были печатными – мы имели дело с различными почерками, черновиками, записками, что было характерно для середины XIX века. Если не было «пары» для сверки, Профессор шел в архив и – несмотря на возраст и звания – сам с нами расшифровывал рукописи, радуясь каждому удачно восстановленному фрагменту).
4. Наиболее важными с польской точки зрения являются те тома, которые содержат документацию о повстанцах в провинции (четыре тома). Были опубликованы все найденные документы – в Польше поиск велся во всех архивах и библиотеках при помощи архивистов, а в советских архивах – в конфискованных при арестах бумагах, в частных коллекциях; последний том оказался намного тоньше, потому что во времена Брежнева доступ к архивам значительно затруднился. Профессор Кеневич решил в связи с этим закончить серию, хотя мы мечтали о ее продолжении, особенно профессор Франчишка Рамотовская, которая хотела издать листовки и местные воззвания, но не было никакой гарантии, что архивный поиск не будет охватывать все фонды. Кстати, я хотела бы добавить, что профессор Рамотовская, уважаемый архивист, при публикации учла все пометы, трудночитаемые замечания на полях, даты, записанные пером или карандашом. Что уж тут говорить о подделке документов!).
5. Нельзя скрывать темную сторону восстания. Даже если во время страшного следствия, опасаясь смертной казни, некоторые, руководители были сломлены и нелестно отзывались о восстании, но при этом их описание содержит много ценной информации, его также следует опубликовать. (С этим связано появление в серии трех томов: «Показания и записки о Польском восстании 1863 года Оскара Авейде», «Следственные показания о восстании 1863 года» и «Восстание 1863 года. Материалы и документы». Это тяжелое чтение, но освещающее многие вопросы; имеются, естественно, различные ложные данные, как и бывает в случае даваемых в результате следственных действий свидетельств и вообще в полицейских материалах. В предисловиях к каждому из томов дается предостережение не верить всему, что пишут заключенные, рекомендуется критический подход. Однако были и те, кто считал, что составители преднамеренно оклеветали деятелей Январского восстания! Более того, в защиту чести наших повстанцев, особенно Ярослава Домбровского, встала служащая Главного архивного управления при Совете Министров СССР, подлизываясь таким образом к своему начальнику, печально известному Филиппу Ивановичу Долгих. И на этом этапе издание тома оказалось под вопросом. Если бы не Владимир Дьяков, который заявил, что всю ответственность берет на себя, то проделанная огромная работа оказалась бы напрасной).
6. Все опущенные места должны быть помечены следующим образом: […] и должны быть объяснены, чем были вызваны (и чего касаются): не разборчиво написанное слово, бумажный залом и так далее. (Единственное опущенное место во всем двадцатипятитомном издании, также отмеченное и с соответствующим объяснением, было следствием якобы защиты чести поляков все той же служащей – речь шла о мнении великого князя Константина, который, возмущенный отношением поляков, писал Александру II о них в «оскорбительном тоне», как говорится в объяснении. Я записала это в ежедневнике под датой 19 июля 1974 года, во время корректуры, переписав в т. ч. удаленный фрагмент. Вот он на языке оригинала: «Что за несчастная нация! Каков поляк был двести, триста лет тому назад, таков он и теперь. Недаром русские прозвали поляков безмозглыми ляхами! Вечная белиберда, вечная бессмыслица – только охота пошуметь, покричать, подраться без всякой цели и только ради своеволия. Для них как будто и история не существует. Жалкий народ!». И снова возникает вопрос: разве стоило настоять на своем и отказаться от публикации одного из самых интересных томов?).
Всеобщее восхищение исследователей (в том числе историков литературы и языковедов) вызывало трехтомное издание «Подпольной прессы 1861–1864 гг.». Ни в одной польской библиотеке нет полной коллекции подпольных газет 1861–1864 гг. Были также издания, о существовании которых мы знали, но не смогли их найти. Архивные поиски профессор Кеневич вел повсюду, куда бы только его ни забросила судьба даже на несколько дней – от Парижа до Соединенных Штатов; его коллеги вели поиски в Польше, России, Литве и Украине. Некоторые номера газет были обнаружены в ходе работы и опубликованы в приложениях к следующим томам. Ценой, которую составитель заплатил за публикацию, была фраза в предисловие о том, что антироссийский тон многих публикаций (там была также рубрика «Московский разбой») следует воспринимать, исходя из понимания ситуации и учитывая обстоятельства, в которых эти слова были написаны: война не способствует объективности. Она может удивить того, кто не понимает ситуации, в которой приходилось работать в ПНР. Что же следовало сделать? Написать этот текст или отказаться от публикации