Но из всех известных нам степняков большей способностью к принятию культуры, к усвоению себе более совершенного быта соседей, – были половцы. Мы видели уже, что половцы жили в Тмуторакани. Но ко времени нашествия татар в их руках был уже и Судак. Это, по словам Ибн-эль-Атира, был главный половецкий город, обильный источник их богатства, потому что он на море Хазарском. К нему приходят суда с одеждами и покупают и выменивают на невольниц и невольников, чернобурых лисиц, бобров, белок и другие товары, находящиеся в их земле[719].

Благодаря этим сношениям роскошная жизнь половецких ханов являлась вполне естественной. Должно быть, она была уже очень заманчива, если венгерские вельможи стали подражать им и вызвали целую бурю со стороны католического духовенства Венгрии[720].

Вообще же в жизни кочевник был весьма неприхотлив. Главным образом его пища состояла из мяса, молока, проса[721]. Мы не знаем, сеялось ли просо самими кочевниками. Может быть, это был единственный продукт их собственного земледельческого труда. Просо бросалось в кипящую воду. Затем, изрезав мясо на кусочки, клали в этот отвар[722]. Иногда же мясное кушанье приготовлялось гораздо проще. Брали кусок сырого мяса, клали его под седло лошади и гоняли ее до тех пор, пока не вспотеет, а лежащий под седлом кусок не сделается горячим. В таком виде они употребляют его в пищу. Вероятно, как лакомство был рис, сваренный в молоке, и сыр[723].

Сделав удачный набег, нагрузив свою добычу на лошадь, степняк возвращался в свою ставку и праздновал удачу предприятия. В этом случае первое место занимал кумыс. Любили кочевники выпить, и кумыс действовал на них опьяняюще. Пили они кумыс; раздавались в это время звуки их незамысловатых музыкальных инструментов[724], и пелись песни, прославлявшие их героев, их знаменитых ханов, старого Шаруканя и Буса[725], и Боняка, и его сына Севенча Боняковича[726], и знаменитого Кончака[727]. И сильно действовали эти песни старины на тюрка, возбуждали его на новые подвиги, воспламеняли его любовь к свободным безграничным степям.

Тяжело иногда приходилось половцам, и тогда-то песни имели ободряющее влияние. Сильно стеснил половцев Мономах своими походами, и вот от этой тяжелой эпохи для тюрков сохранились воспоминания о загадочных ханах Отроке и Сырчане. Загнал Владимир Отрока в Обезы (на Кавказ), а Сырчан остался у Дона и рыбой только поддерживал свою жизнь. Остался у него только один певец (гудец) по имени Орев. И посылает его Сырчан в Обезы сказать Отроку: «Воротись, брат, пойди в свою землю: умер Владимир!» И наказывает он Ореву: пой, ты, ему песни половецкие, а если их слушать не будет, траву дай понюхать, евшан. Но захотел хан возвратиться и слушать не хотел. И Орев дал траву ему нюхать. Понюхал Отрок и заплакал. «Лучше костями в земле своей лечь, чем славному быть на чужбине», – сказал он и в степи свои возвратился. От него и родился Кончак, ходивший пешком, носивший котел за плечами[728]. Этот отрывок целиком вошел в нашу летопись и заимствован ею из народных уст. Благодаря близким сношениям Руси с половцами, песни половецкие переходили и к русским.

Мы уже видели, как радушно принимали половцы русских князей, которые в своих домашних невзгодах искали себе приюта в их кочевьях. Вообще постоянная борьба нисколько не уничтожала дружественных отношений между двумя народами. Торговля не прекращалась. Интересный факт сообщает нам летопись. В 1184 г. двинулся Кончак на Русь. Русские князья пошли ему навстречу, перешли Сулу. «Едущим же им и устретоста гости идущь противу себе ис половець, и поведаша им, яко половци стоять на Хороле»[729]. Из этого известия видно, что гости-купцы проехали мимо половцев, ибо знали, где они; что половцы не тронули гостей, хотя шли воевать на Русскую землю. Следовательно, эти кочевники совершенно отделяли войну и торговлю и, сознавая ее выгоды, ничем не препятствовали ей.

Это сообщение нашей летописи стоит в полном согласии с известием арабского писателя Ибн-эль-Атира, который утверждает, что при половцах велась обширная торговля, и только нашествие татар 1223 г. на некоторое время нарушило ее. «Когда пришли татары, – говорит он, – дорога нарушилась, и не получалось никаких товаров, ни чернобурых лисиц, ни бобров, ни белок, что отправлялось из тех стран; когда же татары ушли, то дорога снова открылась, и стали отправлять товары по-прежнему[730]. Отсюда можно сделать заключение, что иностранцы, являвшиеся для торговли, были принимаемы радушно. Интересное сообщение делает по этому поводу Эль-Бекри о печенегах: когда к ним являются иностранцы, или бежавшие из плена в Константинополе, или другие, то они дают им на выбор: или остаться у них на равных правах и, если желают, выбрать себе жену, или предлагают проводить их на место жительства[731].

Постоянные военные предприятия, а вместе с ними и опасности заставляют искать себе верных друзей. Для взаимной помощи заключались побратимства. Они заключались не только среди степняков но, вероятно, побратимами являлись степняк и иностранец, какой-нибудь гость, бравший себе проводников из половцев. Особенно часто должны были случаться побратимства между половцами и русскими. Вот как совершался самый обряд заключения побратимства. Половец прокалывал себе палец иглой и выступавшую кровь дает сосать тому, кого он избирает себе в постоянные спутники и друзья, после чего сосавший кровь своего товарища становится для него как бы собственной его кровью и телом. Иногда употреблялся и другой обряд. Желающие вступить в побратимство наполняли напитком медный сосуд, имеющий подобие человеческого лица, пили из него оба, собирающийся в путь и его спутник, и после этого уже никогда не изменяли друг другу[732].