— Тогда говорите! — велел он.

Стив набрал в грудь побольше воздуха и начал:

— Сегодня здесь стою перед судом не я. Стоите вы.

Мужчины сердито заворчали.

— Тише! — прикрикнул судья. — Пусть говорит.

Стив несколько секунд помолчал, а потом продолжил:

— Вы живете в одном из самых негостеприимных уголков планеты. Это край землетрясений, извержений вулканов, наводнений, засух и губительных болезней. И все-таки, — он снова чуть-чуть помолчал, — все-таки на этой полоске земли между горами и морем чуть больше двух тысячелетий назад зародилась величайшая цивилизация.

Каким-то образом жители этих краев научились разумно использовать воду. Они строили каналы, чтобы пустыни цвели, а народ их благоденствовал. Они строили города, во всем блеске отражавшие их могущество, огромные церемониальные пирамиды, дабы другие народы смотрели и дивились. Этот народ теперь называют мочика, в честь протекающей к югу отсюда реки.

В городах их высились самые большие кирпичные здания, какие только строили на земле во все времена. Огромные дворы храмов украшали дивные фрески, в которых отображена была вся история народа. В городах мочика безбедно жили художники и скульпторы, ибо цивилизация достигла такого расцвета и богатства, что знать могла позволить себе поддерживать мастеров, которые стали чуть ли не самыми талантливыми мастерами в мире. Общество мочика строилось на сложной системе обрядов, иные из которых и в самом деле были кровавы, — так выражалась их вера в высшие силы и в святость всего сущего. А мертвых они хоронили с утонченными ритуалами и великой заботой. Много можно сказать о любом народе, узнав, как народ этот обращается со своими мертвецами. — Стив обвел своих тюремщиков обвиняющим взором, и несколько человек неуютно заерзали на своих стульях. — А индейцы мочика хоронили даже самых низших с почтением и соблюдением должных обрядов.

Эти люди занимались тем же, чем занимаетесь вы. Ловили рыбу у этих берегов, охотились на оленей, развлекались играми и состязаниями. У них тоже болели зубы. Они тоже воевали.

Откуда мы знаем все это? А знаем мы это потому, что можем изучать потрясающие творения, что оставили они после себя. На многих керамических сосудах нарисованы лица этих людей, необычайно точные и выразительные портреты. На других мы видим, как древние рыбаки ходят в море на точно таких же тростниковых лодках, caballitos, на каких плавают ваши рыбаки и сегодня. Видим сцены оленьей охоты, ритуальных поединков, жертвоприношений. Глядя на их работы, шедевры их мастерства, мы видим великий народ, народ ваших предков.

Ваши дети учат в школе историю конкистадоров, историю Испании, Греции и Рима. Неужели они не должны точно так же — нет, не так же, а гораздо глубже, изучать историю великих цивилизаций, от которых ведут свой род? Разумеется, должны!

Но всякий раз, как вы крадете очередной предмет, сработанный руками мочика, и продаете его el Hombre, частица вашего наследия теряется. Теряется для вас и всего остального человечества. Я знаю, вы думаете, — легко мне рассуждать, когда я живу в хорошем доме в Калифорнии, у меня две машины и куча прочих вещей, о которых вы можете только мечтать, — легко мне рассуждать, когда мне не приходится изо дня в день бороться, чтобы прокормить семью. Вы правы, но все равно я должен сказать вам одну горькую истину. Вы не просто крадете у мертвых их сокровища. Вы крадете у ваших детей их законное наследие. Крадете у самих себя то, чем могли бы гордиться. — Он умолк, а через несколько секунд добавил: — Вот и все, что я хотел сказать.

Он замолчал, но никто в комнате не произнес ни слова. На одних лицах читалось замешательство, на других — упорство. Я чувствовала, что стрелка весов может качнуться в любую сторону. А потом с места поднялась седая старуха с длинными распущенными волосами и коричневой шалью на плечах. Это была мать Роландо Гэрры, которая шла за его гробом, не пролив ни слезинки. Она заговорила, но очень тихо, так что мне приходилось изо всех сил напрягать слух, чтобы разобрать слова:

— Из-за этого ремесла я потеряла своего дядю, потеряла мужа, а теперь, — голос ее дрогнул, — потеряла сына. Мы знаем, почему умер Роландо. Этот человек не убивал его. Роландо сам себя убил. Пора прекратить эти смерти. Вы говорите, что делаете это, расхищаете гробницы, ради лучшей жизни для ваших семей. Но ваши жены и дети предпочли бы, чтобы вы сами остались с ними.

Остальные женщины закивали, старшие дети посерьезнели, и даже совсем маленькие, ощутив важность происходящего, притихли.

— Всем сокровищам Перу я бы предпочла, чтобы сын мой остался жив. — В глазах ее наконец появились слезы. — Мы проживем и без этих сокровищ. И выживем. Ради бога, прекратите же это.

В комнате снова воцарилось молчание. Я толкнула дверь и встала на пороге.

— El Hombre не только торгует контрабандными древностями. Он перевозит наркотики. Вот с кем вы имеете дело. И сегодня ночью он отправляет кокаин и все содержимое гробницы воина из племени мочика из Перу. Самолет должен приземлиться у тайника с той стороны от леса. Что будем делать?

Они не слышали нашего приближения. Рев самолетных двигателей заглушил шум машин. Четыре грузовика, за рулем каждого из которых сидел кто-нибудь из клана Гэрра, подскакивая и ныряя на ухабах, неслись через пустыню, то по разбитой дороге, то напрямик. Когда мы ринулись наперерез контрабандистам, долгожданный дождь наконец начался. Первые тяжелые капли проделывали крошечные кратеры в пересохшей земле. Я сидела со Стивом в первой машине, указывая дорогу. Впереди нас разом вспыхнули два ряда маленьких огоньков. Самолет, снизившись, с грохотом ударил шасси о землю и, прокатившись еще немного, замер перед хижиной.

На фоне огней чернели четыре фигуры. Тени их прыгали по стенам хижины. А позади вырисовывались недвижные и неумолимые Анды. Один из четырех, заметив вдали кавалькаду наших грузовиков, ринулся к самолету. А еще через пару секунд тоненько запели моторы и стальная громада вздрогнула, готовясь к взлету. Вторая фигура — должно быть, Лучо, — исчезла в хижине.

— Отрежьте ему путь! — завопил Стив, выпрыгивая из переднего грузовика и маша руками в сторону взлетной полосы. — Не дайте ему взлететь!

Гэрра поспешили выполнить эту команду, но пилот, завидев их маневр, развернул самолет, чтобы разогнаться в другую сторону. Колеса нашего грузовика, который вел младший из братьев, Регуло, бешено завращались, когда он рывком бросил машину через песок в бесплодной попытке догнать беглецов.

Пилот отпустил тормоза и начал разгон. Внезапно, когда самолет почти уже достиг взлетной скорости, на полосу прямо перед ним вылетел и остановился, блокируя путь, серый «ниссан» с Хильдой за рулем. Дверца распахнулась, и Хильда попыталась выпрыгнуть. Я чуть не закричала от страха. От боли Хильда двигалась неуклюже и медленно. Не успеет! Она же сейчас погибнет!

В последний момент пилот свернул, чтобы избежать столкновения, и потерял контроль над полосой, уже скользкой от дождя. Самолет врезался в хижину, снес ее, превратив в груду развалин, и завалился на деревья. Мотор все еще визжал, вращаясь на предельной скорости. Регуло Гэрра съехал с полосы к самолету, и Стив вытащил из кабины ошеломленного пилота. Манко Капак предпринял жалкую попытку скрыться, но рухнул на колени в нескольких футах от них.