– Да, это случилось в моем присутствии, – кивнул Конрад. – Серджио признался, что долгое время работал на кладбище Скорбящей Юдифи смотрителем и однажды, ремонтируя склеп, случайно провалился в тот тоннель. Исследовав его, Стефанини выяснил, что из тоннеля имеется другой выход: ржавый люк, заваленный слоем мусора на одном из городских пустырей. Хитрый смотритель никому не рассказывал о том проходе, даже самым близким людям. Согласно результатам проведенной проверки, обнаруженный отступником тоннель действительно существовал и, я надеюсь, существует по сию пору.

– И почему же его не взорвали?

– Поначалу и впрямь собирались взорвать. Но затем выяснилось, что это может повредить фундамент городской стены, и Апостол Инквизиции принял решение законсервировать тоннель, оставив его для служебных надобностей Ордена, а всю информацию об этой лазейке засекретить. Я подписал акт о неразглашении полученных на том дознании сведений.

– Так-так… – Михаил возбужденно потер ладони. – Беру свои слова назад – ваша история гораздо занятнее баек о танцующем демоне… Что ж, подведем итоги. Кладбище Скорбящей Юдифи расположено в восточном пригороде, неподалеку от стены. Где-то рядом с ним проходит и оборонительная линия Защитников. Уверен, что не по самому кладбищу – строить укрепления и рыть окопы среди могил было бы кощунством. Вход в тоннель, скорее всего, так и остался замаскированным под склеп или часовню. Охраны наверняка нет – вражеские разведчики заметят ее и быстро смекнут, что на кладбище находится что-то стратегически ценное. Да при хорошей маскировке охрана и не нужна – вряд ли норманны будут вскрывать склепы и придирчиво обыскивать часовню на загородном кладбище. На повестке дня остается три вопроса: как пересечь оборонительную линию «мундиров», чем взломать люки, которые наверняка запечатаны на совесть, и куда нас выведет этот проклятый тоннель в городе? Итак, у кого есть конструктивные мысли?.. Вы что-то хотите сказать, Конрад Фридрихович?

– Да, милейший… Я в курсе, куда ведет потайной ход. Пустырь по ту сторону стены был впоследствии ликвидирован, и на его месте Орден отстроил церковь Апостола Альваро.

– Как же, знаю! – оживился Михаил. – Эта церковь – закрытое учреждение, куда вхожи только члены Ордена. Кажется, вы, магистры, посвящаетесь в Божественные Судьи-Экзекуторы только там?

– Да, сегодня посвящения проходят исключительно в церкви Апостола Альваро, – ответил фон Циммер и ностальгически вздохнул: – А во времена моей молодости церемонии проходили в храме Первых Мучеников. Мне довелось принимать присягу в нем… Впрочем, это не важно.

– Я тоже захаживал в церковь Апостола Альваро, и не раз, – добавил Михаил. – Пастор Джузеппе меня на исповедь без очереди пропускал: старик обожал слушать мои откровения, где и с кем я успел согрешить. Всегда подробности требовал, а иногда даже просил о каком-нибудь из уже замоленных грехов заново рассказать. Хороший был человек, душевный. Посидишь у него в исповедальне, потолкуешь о превратностях земных, посмеешься вместе с ним над своим же рассказом, и словно камень с души свалился. Воистину Джузеппе был прирожденным исповедником. Он умел людей выслушивать, не то что некоторые из здесь присутствующих… Простите, отвлекся. Так значит, мы выходим на свет в церкви Апостола Альваро? Любопытно, где именно у них люк в подземелье запрятан… Не слишком приятное место, однако и не самое худшее. По крайней мере, как выбраться из этой церкви и куда потом бежать, мне известно. Итак, нам осталось прояснить лишь два вопроса, но, если этого не сделать, может случиться, что Конрад Фридрихович напрасно нарушил свою подписку о неразглашении.

– Мы будем знать все, только когда лично разведаем обстановку, – сказал я. – Иначе никак… А впрочем, кое-что можно выведать прямо сейчас. Надо полагать, тем молодым людям, – я указал на карауливших стоянку дренгов, – известно, где конкретно проходит препятствующая нам линия городской обороны. Идемте-ка, поговорим с ними. Уверен, нам не откажут. Вряд ли сведения о внешних укреплениях врага являются военной тайной… Фокси, ты тоже идешь с нами.

– Какой от меня толк? Я же не понимаю по-скандинавски! – напомнил байкер.

– Это мелочи – все вопросы будет задавать Конрад Фридрихович. Твое дело – улыбаться и показывать, что мы – тоже хорошие парни. Ты этих дренгов подкармливал, а значит, контакт между вами уже налажен. Мы собираемся немного злоупотребить вашей дружбой. К тому же ты еще не поужинал, а дренги, как я погляжу, уплетают твое варево за обе щеки. Боюсь, еще пять минут, и для тебя в том котле ничего не останется.

– Вот черт, да ты прав! – встрепенулся Фокси и, возмущенный до глубины души прожорливостью новых друзей, поспешно выскочил из джипа.

– А как поступим с ним? – осведомился Михаил, кивнув вслед убежавшему проводнику. – Не тащить же нам юношу с собой в это осиное гнездо?

– Наверное, придется отправить назад, к Оборотню, – предложил я. – Разумеется, как только удостоверимся, что попадем в Цитадель. Ждать нашего возвращения под стенами города слишком рискованно, да и бессмысленно – связи-то все равно никакой нет. А вдруг мы там надолго задержимся? Жаль будет парня, если пропадет из-за нас… Но прежде чем он уедет домой, ты, Михал Михалыч, должен пообещать мне, что простишь Фокси все долги, в которые ты, бессовестный, его загнал!

– Ладно, уговорил – пусть помнит мою доброту, – с неохотой согласился Михаил. – Я вообще-то и без твоих нравоучений собирался это сделать. К тому же у Фокси и так нет ни шиша – лишь руль да душа… Счастливый человек. Люди Свободы – вот кто в нашем ублюдочном мире по-настоящему счастлив. Всегда втайне завидовал бродягам…

Когда мы приблизились к костру, помимо Фокси и отдыхающих караульных, там присутствовал еще один человек. Его появления мы, признаться, не ожидали, хотя оно являлось вполне закономерным. И все же, когда я увидел, что форинг лично обходит ночью посты да еще после того, как за этим же занятием бесследно исчез его старший хольд, я сразу заподозрил, что Лотар пришел на автостоянку не с обычной проверкой.

Впрочем, его присутствие меня не смутило. Наоборот, было предпочтительнее задать интересующие нас вопросы не фьольменнам, а лично Торвальдсону, дабы это не выглядело так, словно послы плетут за спиной конунга какие-то интриги. А лишние подозрения хозяев могли развалить наши и без того шаткие планы.

– Что будем делать? – украдкой шепнул мне Конрад по пути к костру, как только разглядел в его отблесках Лотара.

– То же, что и собирались, – как ни в чем не бывало, ответил я. – Вы начинайте спрашивать Торвальдсона, а если о чем-нибудь забудете, я вам подскажу.

– Хорошо, милейший, давайте попробуем…

Однако, пока фон Циммер обдумывал, с чего начать беседу, Лотар его опередил. Прервав разговор с дренгами, он отошел от костра и приблизился к нам. Я ожидал, что форинг начнет распекать нас за ночное хождение по лагерю, но он на эту тему и не заикнулся.

– Отец много о вас наслышан, господин Хенриксон, но я тоже вас помню, – заметил Торвальдсон на святоевропейском языке. – В Петербурге вы работали инструктором на стрельбище дворцовых гвардейцев. Я бывал там, когда обучался в Петербургском университете… Или желаете поговорить на русском? Я не против. Ярослав хорошо обучил меня своему языку. – И тут же доказал это, перейдя на «великий и могучий»: – Правда, мне всегда тяжело давалось произношение, но с остальным я вроде бы справился.