друг другу ни одного слова. Что же, теперь нас навсегда разделит Средиземное море, бескрайние просторы мира будут расстилаться между нами.

И дело даже не в расстояниях. Расстояния и границы можно легко пересечь. В наше время это не проблема. Проблема в ином — мы существа разных миров, и разная судьба у каждого.

И все же жалко, томительно жалко знать, что твоя судьба или твоя мечта мелькнула и улетела навсегда. И тебе останется всю жизнь вспоминать это, да в состоянии подпития плакать и рассказывать случайным людям, которые будут равнодушно слушать тебя, кивать головами и не верить ни одному твоему слову…

Вокруг идет жизнь. Что-то радостное кричат друг другу испанцы, суетятся толстые немцы и французы. Чинно сидят под тентами важные бельгийцы со своими дебелыми женами. И кричат дети…

Оставшиеся дни прошли, и вот мы погрузились в автобус до Барселоны. Помчались мимо окон выжженная солнцем земля, полоса голубого моря с другой стороны, каменные дома с вывешенным для сушки бельем в окнах. Магазины с плохо вымытыми витринами, дешевые автомобили, одуревшие от жары полицейские на перекрестках в небольших городках…

В огромном аэропорту — скопление машин и людей. Очереди к стойкам регистрации, толкотня.

Я стоял последним в бесконечном хвосте туристов, выстроившихся к стойке «Аэрофлота». Вокруг меня шли бесконечные русские разговоры о том, кто что купил и за сколько.

— Шубу, шубу нужно было покупать, — орала с выпученными глазами бабища из-под Кемерово. — Они тут дешевле всего, шубы-то. Вот ты за сколько покупала свою, а?

— За три тысячи этих… Ну, этих, как их там… Ну… За три тысячи, говорю, — краснея от натуги, орала в ответ точно такая же бабища из-под Челябинска. Только у нее глаз как будто вовсе не было — так, белые круги какие-то на лице. В каких ОРСах и райсобесах наворовали они свои бесчисленные доллары?

Никаких учителей, врачей из поликлиник и инженеров тут не было. Вообще, тут не было людей в общепринятом смысле этого слова. «Ах, милый Николай Васильевич Гоголь! Почему нет у нас Гоголя, чтоб описать эту толпу у стойки „Аэрофлота“ в заграничном аэропорту…»

И вдруг мой глаз зафиксировал невдалеке какую-то фигуру… Так бывает — ты чувствуешь, что кто-то напряженно смотрит на тебя…

Фигура маячила слева и гипнотизировала меня. Я обернулся и увидел Эстеллу. Она стояла у киоска с напитками и смотрела на меня. Она не двигалась и не делала попытки приблизиться. Только стояла и смотрела, не отрываясь.

Я выскочил из очереди, оставив свой чемодан на попечение какого-то дядьки, про которого я подумал, что он украл в своей жизни уже явно достаточно, чтобы позариться на мой чемоданчик.

Я пошел к Эстелле. Потом сделал над собой усилие и не позволил себе побежать…

Она стояла и не шевелилась. Я сразу одним взглядом окинул ее фигуру. Узкое приталенное платье, низкий, как всегда, вырез на груди. Глаза большие и устремленные на меня. И ее волосы — тяжелая медь с золотым отливом.

— Как ты здесь оказалась? — спросил я первым делом, не понимая, как так могло случиться.

— Ты не очень спешишь? — спросила она вместо ответа. — Мы можем пройтись немного?

Она взяла меня под руку.

— Минут двадцать есть до окончания регистрации, — ответил я не своим голосом.

— Я приехала попрощаться с тобой, — сказала Эстелла просто. — Я же не могла потом найти тебя. Меня сразу же увез Симон. В ту же ночь. Мне даже пришлось оставить все свои вещи в отеле. Потом за ними кто-то съездил и забрал. Симон кого-то попросил.

— Он так спешил?

— Он не спешил. Все оказалось законченным в ту же ночь, — ответила Эстелла. — Педро оказался большим специалистом в своем деле. Так что теперь все нормально и больше никакие террористы не приблизятся к нашему дому.

— Надеюсь, — промолвил я.

— Симон не хотел, чтобы я возвращалась в отель, — сказала Эстелла, крепче прижимаясь ко мне. — Даже вместе с ним… Он знал, что я была с тобой. Что мы были вместе. И он сказал, что даже видеть тебя не желает. И мне не позволит. Он еще сказал, что теперь он возьмет мою жизнь в свои руки и не допустит с моей стороны такого поведения.

— Ему это удастся? — спросил я.

— Не думаю, — покраснела Эстелла. — Ты сам видишь, что я не послушалась Симона. Поэтому я здесь.

Потом она взглянула на меня и сказала:

— Тот бедный мужчина скончался? Его все же отравили?

— Да, — подтвердил я. — Он умер в ту же минуту.

— Кто это сделал? — спросила женщина.

— Давай не будем об этом говорить, — попросил я. — Оставим эту важную тему для серьезных мужчин. Вроде этого Педро и твоего мужа.

— Ты когда-нибудь вернешься? — вдруг спросила Эстелла, глядя мне в глаза. Я не ожидал этого вопроса. Или ожидал… Но не решался признаться себе в этом. И вот Эстелла спросила. И, как бы я не хотел, солгать на него было невозможно.

— Не думаю, — сказал я. — Вряд ли. Да и зачем?

— Действительно, зачем? — как бы размышляя вслух, произнесла Эстелла. Потом тряхнула волосами: — Я бы ждала тебя. Как та женщина своего русского генерала…

— Ты это запомнила? — улыбнулся я.

Одержима яростною верой

В то, что он когда-нибудь придет,

Вечные слова «Во то гуерра»

Пляшущая женщина поет…

— Видишь, — сказала печально Эстелла. — А ты еще говорил мне, что не знаешь испанских слов. Знаешь ведь вот эти.

— Это не я. Это Симонов знал. Да и то, наверное, услышал от кого-то.

— Так мы больше не увидимся?

Я посмотрел в глаза Эстеллы — в карие озера с золотым отливом…

«Мечта не живет в реальности, — хотел я ответить ей. — Можно заработать еще доллары и купить еще раз билет до Испании. Но нельзя купить билет в сказку, которую сам для себя придумал».

Этого я не сказал.

— Не знаю, — ответил я. Потом посмотрел на часы.

— Тебе уже пора?

— Пора.

Мы обменялись адресами. Вернее, я дал ей свой петербургский. Зачем? Потом мы обнялись. Если бедный Симон прячется где-то поблизости, пусть смотрит…

— Кстати, а как ты нашла меня? — спросил я напоследок.

— Очень просто, — ответила Эстелла и в глазах ее мелькнули слезы. — Я просто ездила сюда к каждому рейсу на Петербург. И ждала тебя.

— Десять дней?

— Десять дней.

Она стояла и смотрела мне вслед.

Самолет взмыл над городом. Показалось море, краешком, потом во время разворота в мареве вдали выглянули предгорья Пиренеев.

Внизу остался серебристый собор Саграда Фамилия — Святого Семейства,