Советское правительство командировало в Испанию Михаила Кольцова, самого известного корреспондента «Правды», вскоре туда же выехали кинорежиссеры Роман Кармен и Борис Макасеев. Через три недели после их прибытия на московских экранах появились выпуски новостей с испанского фронта[377], в советской прессе стали почти ежедневно печататься статьи на эту тему.

21 августа советское правительство назначило послом в Мадриде Марселя Розенберга, месяц спустя генеральным консулом в Барселоне стал Владимир Антонов-Овсеенко, старый большевик, командовавший штурмом Зимнего дворца. Корреспондент «Известий» Илья Эренбург информировал Розенберга о конфликте в каталонской политике и о недовольстве Компаниса центральным правительством. Политбюро назначило Леонида Гайкиса секретарем посольства, Артура Сташевского – торговым атташе.

Среди военных советников выделялись генерал Ян Берзин («Гришин»), Владимир Горев («Санчо») – военный атташе, Николай Кузнецов («Коля») – военно-морской атташе и Яков Смушкевич («Дуглас») – советник по военной авиации. Большинство старшего командного состава в Испании было из советской военной разведки (ГРУ). Два месяца советское посольство проработало в мадридском отеле «Палас», а потом последовало за правительством в Валенсию.

Коминтерн прислал собственную команду, в нее входил Пальмиро Тольятти («Эрколе» или «Альфредо»), лидер Итальянской компартии в изгнании, оказывавший большое влияние на решения Коминтерна. Впоследствии он стал главным советником Испанской компартии. Венгру Эрне Гере («Педро») принадлежала аналогичная роль при ОСПК в Барселоне. Наибольший страх среди всех прибывших в Испанию советников внушал Александр Орлов – представитель НКВД, надзиравший за тайной полицией[378].

Сначала главным звеном связи для передачи директив Коминтерна служила Французская компартия и ее лидеры. Вскоре сообщения о грузах оружия, донесения офицеров ГРУ и советских военных советников стали транслироваться утром или вечером непосредственно на радиостанцию на Воробьевых горах, где теперь высится Московский университет[379].

16 сентября правительство Ларго Кабальеро подписало постановление о создании республиканского посольства в Москве: через пять дней послом назначили врача-социалиста Марселино Паскуа, владевшего русским языком и посещавшего СССР для изучения системы здравоохранения. В Москве доктора Паскуа встретили с большой торжественностью, его принял сам Сталин. Однако республиканское правительство ничего не делало для облегчения Паскуа его задачи[380].

Советские власти знали от своей разведки, НКВД и представителей Коминтерна о критической ситуации, в которой оказалась республика к концу августа. Генсек Французской компартии Морис Торез 16 сентября представил в Коминтерн доклад, где подчеркивалось отсутствие у республики регулярной армии и единоначалия. 22 сентября Кодовилья провозгласил: «Оружие прежде всего!»

В результате советская военная разведка составила чрезвычайный план военной помощи и организации группы ГРУ по его выполнению. План был готов 24 сентября и получил кодовое название «Операция Х». Климент Ворошилов, нарком обороны и давний, еще по Гражданской войне в России, соратник Сталина, через десять дней сообщил в Кремле о готовности к продаже 80–100 танков Т-26 на базе модели «Викерс» и 50–60 истребителей. Сталин дал добро[381].

Важнее количества вооружений было его качество – а оно варьировалось в крайне широком диапазоне. Стрелковое оружие и полевые пушки, часто устаревшие, нередко находились в плохом состоянии: одна партия пушек еще царских времен была прозвана «батареей Екатерины Великой». Десять разновидностей винтовок происходили из восьми разных стран, к ним требовались патроны шести разных калибров. Многие были захвачены в Первую мировую войну, некоторые уже разменяли полвека[382]. Зато танки Т-26, а потом и БТ-5, были очень современными и превосходили аналогичные немецкие модели. Самолеты, новые по советским стандартам, уступали, как быстро выяснилось, своими боевыми и летными качествами новой немецкой авиационной технике, поступившей в следующем году.

Главной преградой для максимального использования всей этой техники было сектантство коммунистов, ревниво охранявших оружие от представителей других партий. Командирам полков часто приходилось вступать в компартию, иначе их подчиненные могли остаться без боеприпасов и медицинской помощи. Советники, особенно командир танковых войск генерал Павлов («Паблито») и советник по авиации Смушкевич, принимали все решения, часто не советуясь с испанскими коллегами. Министр военной авиации Прието столкнулся с тем, что советские советники и старший офицер ВВС – испанец, полковник Идальго де Сиснерос-и-Лопес де Монтенегро, аристократ с сильными коммунистическими симпатиями, – не ставят его в известность даже о том, какие аэродромы используются и сколько самолетов находится в пригодном для полетов состоянии. По словам другого социалиста, Луиса Аракистайна[383], подлинным министром военной авиации был русский генерал.

И это не было преувеличением: как явствует из одного из отправленных в Москву рапортов, Смушкевич (известный как «Дуглас») держал под полным контролем все республиканские ВВС. «Департамент возглавляет полковник Сиснерос. [Он] честнейший волевой офицер, пользующийся авторитетом как в авиации, так и в правительственных кругах, друг Советского Союза. Без сомнения, в данный момент ему недостает теоретических знаний и тактического опыта, чтобы самостоятельно возглавлять военно-воздушные силы. Понимая это, он честно и с благодарностью принимает нашу помощь. Как главный советник установил с ним самые лучшие отношения… Можно со всей определенностью сказать, что, официально оставаясь в положении советника, Смушкевич фактически является командующим всех ВВС»[384].