Я слушаю, и об мои уши можно прикуривать сигареты.

Да – виноват! Да – идиот! Да – не повторится!

Удается придти к одному общему соглашению, и я клянусь за месяц привести машину в тот вид, в котором она была до отъезда из дома. Мы оба знаем, что это невозможно, но на этом конфликт исчерпывает себя.

– Да, сын, – хлопает себя по лбу отец, – вот что ещё хотел тебе сказать. После вашего с Мариной отъезда мы никак не можем найти фотографию в твоей детской рамке. Случаем не знаешь, куда она могла подеваться?

Я знаю, и не случаем, а наверняка. Знаю, что она сейчас лежит возле обглоданных костей перевертней у небольшой охотничьей избушки в тайге…

– Нет, пап, не знаю. Может, какая ворона к себе утащила? Эти прыткие птицы и не на такое способны, – вру я, не моргнув и глазом.

Отец смотрит на меня, усмехается и идет растапливать баню. Меня же утаскивают за стол. Мама всё суетится, охает, что я исхудал, и подливает окрошки. Такого вкусного крошева я никогда не ел! Сколько получилось съесть? Две, три тарелки?

Я чувствую, как набитый живот упирается в ремень и отваливаюсь от стола. От запотевшего стакана молока пришлось отказаться, так как ощущаю, что огурцы уже плавают возле горла.

Вскоре отец зовет в нагревшуюся баню и дубовым веником высказывает всё своё сожаление по поводу покореженной машины. Я терплю, лишь сжимаю крепче зубы. Что такое веник по сравнению с огромными зубами или бритвенно острыми когтями? Пшик, хоть и больно. Наконец истязание заканчивается, все возможные шлаки вылезают вместе с потом и соплями. Водопад холодной воды покрывает разгоряченное тело, и я вылетаю в огород.

Красота! Будто заново родился. А может – так оно и есть?

На душе царит спокойствие и умиротворение. Пусть ругают, пусть бранят… но самое главное – они живы и провокация перевертней, хоть и достигла своей цели, оказалась всего лишь провокацией. Возможно, это Марина взяла фотографию со стола по приказу перевертней, возможно они сами выкрали, когда никого не было дома – Юля наверняка знала, где живет лучший друг Александра… Сейчас не найдешь того, кто это сделал, да и нет никакого желания искать.

Присев на скамеечку у дома, чувствую, как окаменевший кусок нервов, из которых состоит мое тело, понемногу размягчается и принимает обычный, человеческий вид. Солнце катится к закату, мошкара вьется тучкой над зарослями клубники. Парит так, что наверняка ночью будет дождь. А пока же небо чистое-чистое, светло-бирюзовое на одном краю и желтовато-красное на другом. По нему тонкими росчерками носятся низко летящие ласточки.

Всё наше путешествие свелось к одному – мы освободили от вечного сна отца Юлии и он воссоединился с её матерью. Родителей не выбирают – гласит старая поговорка и сейчас я с ней полностью согласен. Какими бы порой не были мои родители, занудными или указывающими на «правильный» путь, но они мои и только мои. Я понимаю Александра, понимаю, как не повезло его отцу, и не хотел бы, чтобы такое произошло с моими родителями. Как бы то ни было, как бы мы не ссорились, но всегда я возвращался туда, где меня ждут, где за меня переживают.

Не знаю, встретимся ли мы когда-нибудь с Александром и Юлией, но от всей души хочу пожелать им счастья в те дни, когда они будут вместе. Короткие двадцать четыре часа после столетней разлуки. Я бы сошел с ума, но верю, что они выдержат. Они и не такое выдерживали. Они справятся…

Я протираю глаза. Может, показалось?

На краю горизонта, там, где за темной полоской леса скрывается краешек алого диска, облака соединяются и образовывают причудливую фигуру. На краю обрыва застывает раскидистое дерево, а под его сенью обнимаются два силуэта. Наверно, я и в самом деле переутомился, и мозг сыграл со мной шутку, но на какой-то миг кажется, что я вижу Александра и Юлию.

Как там было? Последний стих из песни?

Мягкий свет струится из окна,

Медленно сгорают тяжелые свечи.

Мы одни на Земле, и нам не до сна

В этот волшебный и сказочный вечер.

Конец