Пятьсот второй покачал головой и, не раздумывая, бросился следом за девушкой. В отличие от Даши, он понимал, что бессмертие не стоит подвергать столь серьезным испытаниям. Ведь у любого природного дара существует строго определенный запас прочности, и он вовсе не обязан быть очень большим…

А я тем временем летел навстречу единственной и неповторимой Судьбе Зверя. Возможно, она была злой и уродливой старухой, хотя мне, конечно, хотелось, чтобы она оказалась похожей на Дашу… Я закрыл глаза и вдохнул свежий воздушный поток. Ветер толкнул меня в бок и на удивление разумно предупредил:

– Тебе пора тормозить…

– Как? – недовольно спросил я, открывая один глаз.

– Разве не подумал об этом, когда прыгал в Бездну?– Ветер удивленно присвистнул.

– Абсолютно, – признался я.

– Я считал, что ты серьезнее, – Ветер сказал это не разочарованно, а скорее обрадованно.

– Ошибочка, – подтвердил я и взглянул вниз. Обрыв-«исток» приближался со страшной скоростью. Я попытался притормозить о мелькающие мимо витки, но только обломал пару когтей и потерял равновесие. Теперь я падал не ровно и красиво, а кувыркался, будто тряпичная кукла. Ветер весело рассмеялся и помог мне выровнять полет, но, естественно, сделал это по своему разумению. Теперь я падал вниз головой. Мне не было страшно. Просто я был уверен, что, пока буду приходить в себя после удара о стальную поверхность первого витка, меня стреножат охраняющие мою подругу безликие. Или она сама, пользуясь моим бессилием, разорвет меня на куски.

Я встрепенулся и впервые в жизни обратился к Ветру с просьбой:

– Выручай…

Он, казалось, окончательно обезумел от радости и желания откликнуться на мой призыв. В результате бесплодной суеты моего хорошего, но слабоумного друга я потерял ещё несколько драгоценных мгновений. Наконец Ветер успокоился и, нырнув на дно, устроил там целый концерт с леденящими душу завываниями и свистом. Его усилия не пропали даром. Всего лишь за три витка до «истоков» меня встретил разбуженный Ветром Туман. Он недовольно заклубился, словно просыпаясь от вечного сна, и сжал суть своих мохнатых боков до вполне упругого состояния. Я на сверхзвуковой скорости врезался в его плотную, серовато-белую поверхность и почувствовал, что мое падение за каких-нибудь две-три секунды замедлилось почти до нуля. Туман немного побаюкал мое бренное тело в сырых удушливых объятиях и плавно опустил меня на поверхность первого витка. На этот раз ленивая стихия почему-то оказалась на моей стороне. Я помахал Туману рукой, и он удивленно отпрянул в сторону, как некогда это сделало напуганное мной светило. Я, может быть, что-то недопонимал, но любые проявления доброй воли вызывали у обитателей нашего серого мира какую-то патологическую реакцию. Неужели они никогда не испытывали на себе нормального обращения? А я? Ведь я тоже не знал ничего, кроме понуканий и унижения. При общении с безликими это было совершенно нормально. До знакомства с людьми я и не предполагал, что может быть иначе.

Туман уполз с надорванной поверхности витка в милое его мутному сердцу Пространство, и я остался лицом к лицу со своей бывшей подругой и полчищем обнаживших мечи безликих. Надежда нервно хрустнула суставами пальцев, готовых вцепиться в мои глаза, и ударила по поверхности витка раздвоенным хвостом. Ее взгляд был немного смущенным, но отступать она не собиралась. Я оскалился и медленно двинулся вокруг неё против часовой стрелки. Это был вызов на бой до истинной смерти. Что творилось в эту минуту у меня в душе, лучше и не вспоминать. Я стоял перед самым ужасным в своей непутевой биографии выбором. Существование шести миллиардов дальних родственников против жизни предпоследнего представителя моего уникального вида. Наверное, надо было плюнуть на всех этих алчных и неблагодарных двуногих, разрушить спираль и спокойно продолжать незатейливое существование, гуляя вдоль оставшихся витков бок о бок с замечательной и преданной подругой… Но я вспомнил Дашу, вспомнил проникшую в мою душу любовь и жажду жизни, предсмертный крик Морского Змея и глаза бойцов…

Я все ещё сомневался и потому пропустил первый удар. Это разрешило все мои сомнения в один миг. На глаза опустилась пелена холодной, хотя и не такой безумной, как обычно, ярости, и я бросился в бой.. Мы кружили, как два урагана, столкнувшихся по всему фронту над безлюдной пустыней. Безликие удалились на приличное расстояние и наблюдали за нашей схваткой молча. Я не слышал их мыслей потому, что был занят битвой. Я старался не пропустить ни одного лишнего удара, перехватывая каждую, даже самую мимолетную мысль «подруги». Она прыгнула влево, одновременно пытаясь подсечь мои ноги ударом хвоста. Я легко перепрыгнул через подсечку и рубанул ребром открытой ладони по её толстой чешуйчатой шее. Удар получился несколько смазанным. Я все-таки жалел её, надеясь на то, что она одумается и прекратит сопротивление. Однако Надежда не унималась. Она ловко нырнула мне под руку и впилась зубами в мое бедро. На сталь витка брызнула кровь, и в теле пружины образовались глубокие промоины. Я почувствовал, как немеет нога, и попытался лизнуть обширную рваную рану, чтобы не потерять слишком много драгоценной жидкости. Надежда упредила мою попытку, снова бросившись в атаку. На этот раз я не смог увернуться и, прихрамывая, лишь попытался отскочить к самому краю витка. Она ударила меня тяжелой головой по кровоточащей ране и, выгнувшись сверкающей дугой, оказалась сзади. Я неуклюже развернулся, чтобы встретить её прямым ударом в корпус, но опоздал и почувствовал острую боль в плече. Надежда прошлась клыками от самой шеи почти до локтя, надежно выключив мою левую руку. Я все ещё не хотел ей зла, но боль от зияющих ран окончательно замкнула нервные процессы на короткую дугу инстинкта самосохранения, и я наконец нанес один точный удар. Она замерла, покачиваясь от головокружения, и через мгновение рухнула к моим ногам. Я наступил коленом ей на грудь, прижал к горлу длинный коготь большого пальца и укоризненно покачал головой.

– Тебе лучше угомониться, – сказал я, придавливая её к витку.

– Я не хочу жить одна, – прохрипела она и попыталась вырваться.

С её стороны это утверждение выглядело абсолютно справедливым, но я-то находился на стороне противоположной и входить в её тяжелое положение просто не желал. Это был чистейший эгоизм и недальновидное сумасбродство, но мне так хотелось, и ничего поделать с собой я не мог. Нет, я, конечно, попытался сделать вид, что готов ради неё на мир с Безликими и с ней самой, но Она мне не поверила.

– Ладно, – тем не менее сказала Надежда, – я сдаюсь. Через пару тысяч витков ты все равно одумаешься и отыщешь меня. Тогда и поговорим. Только пообещай, что не вернешься на Землю и конфликт на этом будет исчерпан…

– Ты не в том положении, чтобы диктовать условия, – возразил я и оскалился.

– Это не условие, а просьба, – сказала Она, мягко отводя мою руку от своего горла.

– Да, пожалуйста! – пожалев её, согласился я. Мы оба прекрасно знали, как легко нарушить подобное никчемное обещание, но нам жизненно необходимо было найти компромисс, и мы старались изо всех сил.