Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мария и Тони — как в «Вестсайдской истории». — Селия промолчала, и я добавила: — Если честно, я думала, что умру там. Потому что уж очень похоже все было на «Вестсайдскую историю». Там ведь один из героев умирает.
— А в «Ромео и Джульетте» умирают оба.
При чем тут «Ромео и Джульетта»?
— Ты ведь знаешь, что «Вестсайдская история» — это пересказ «Ромео и Джульетты»?
— Нет, я не знала.
— Ну вот, теперь знаешь. «Вестсайдская история» — это современная версия «Ромео и Джульетты», где умирает только один из влюбленных. Так что в вашей истории, по логике, ни один не должен умереть.
— Слава богу! Это ж все-таки моя история.
Самое забавное, что я не думала о возможной смерти до тех пор, пока все не закончилось. Наверное, в подобные моменты никто о смерти не думает.
* * *
На следующее утро Си Джей все же заговорил. Вы не представляете, до чего он был злой.
— Куда мы едем?
Я ему объясняла, а он опять:
— Почему мы папу не взяли? Когда мы вернемся к папе?
Короче, Си Джей был вне себя. Зато чистый. На ночь мы остановились в мотеле, и я заставила его принять ванну, вымыть голову и почистить зубы.
— Папа никогда меня не заставляет, если я не хочу! — только и пробурчал он вечером.
А уж утром разошелся вовсю:
— Ты меня в другую школу отправишь? Вот дерьмо! Нашла себе нового дружка? Вот дерьмо. Ненавижу его. Дерьмо, дерьмо, дерьмо!
— Ты его даже не знаешь, Си Джей. И не нужно ругаться.
— Плевать. Ненавижу его. Дерьмо!
И так часами — правда, с перерывами, — пока не выдохся и не уснул. Господи, какая чудесная вещь — тишина!
— Поделюсь с тобой одним секретом, — сказала Селия. — Раньше в этом не было смысла, а теперь, думаю, ты поймешь. Десять лет назад я боялась не только отца Себастьяна. Я и самого Себастьяна тоже боялась. Себастьяна, оторванного от отца.
Селия вела машину левой рукой, а правую осторожно положила на колени. Мне ее очень жалко было — она наверняка очень страдала. Но мне вдруг пришло в голову, что я-то тоже страдаю. Мои сломанные ребра каждую секунду напоминали о себе. Я просто привыкла — почти привыкла — к боли. Я о ней не думала. И уж конечно, ни капельки себя не жалела.
— Если бы я могла сделать, как вы! — неожиданно сказала я и сама удивилась. — Если бы я только могла несколько лет пожить сама.
Мне стало стыдно. Господи, как мне сразу стало стыдно! Это ведь мама Тони. Да она возненавидит меня за то, что я не мечтаю всю жизнь провести рядом с ее сыном.
— Хм… А что тебе мешает?
— Я не могу!
— Почему?
— Тони обидится.
— Но если это тебе действительно нужно…
— Он ведь столько для меня сделал.
— Ты не обязана до конца дней своих жить с человеком только потому, что он был добр к тебе. Или потому, что ему этого хочется.
— Разве нет?
Селия рассмеялась:
— Нет. Совсем не обязана.
— Откуда вы знаете?.. Ой, нет, не отвечайте. Я помню. Вы много лет прожили в одиночестве и много думали. Мне бы тоже хотелось кое-что обдумать. Если б я жила одна. Правда, дети-то все равно были бы со мной.
— Верно. Большая разница.
— Да, пожалуй. И как, по-вашему, мне поступить?
— Этого я не знаю.
Мы замолчали. Честно говоря, я была разочарована. Наверное, очень надеялась, что она все-таки знает. Если только не ожидала услышать от нее разрешение не жить с ее сыном.
— Мне жаль, — сказала Селия.
— Угу. Мне тоже.
— Что ж. До дома больше двух тысяч миль. По крайней мере, у тебя есть еще время подумать.
Я должен был догадаться. Еще когда они позвонили из мотеля, я должен был догадаться. Звонок был из «Панорамы Техачапи», где бабушка Энни проработала много лет.
От дома до мотеля двадцать минут езды.
Трубку снял я, потому что целыми днями просиживал у телефона.
А звонила Мария. Мы с мамой так до сих пор и десятка слов не сказали друг другу, поэтому звонила Мария — сообщить, что они приедут утром.
Голос у нее был странный. Чужой.
Я все повторял:
— Вы уже, считай, дома. Зачем оставаться в мотеле? Почему прямо сейчас не приехать?
А она повторяла, что вернется утром, словно и не слышала моих «зачем» и «почему».
Раз тридцать пообещав Натали, что утром она увидит маму, я ее все-таки уложил. А сам просидел всю ночь без сна. Ждал. И пытался понять… Почему?
* * *
Я чувствовал себя отвратительно, потому что так и не сомкнул глаз. Но конечно же, едва заслышав шум мотора, побежал встречать, подхватив Натали на руки.
Мария сначала смотрела куда-то в сторону, а не на меня. Как вы понимаете, лучше мне от этого совсем не стало.
Мама первой вышла из машины и пошла мимо меня по дорожке к дому. Я тронул ее за локоть — чтобы остановилась. И сказал:
— Спасибо.
— Рада была помочь.
Она поднялась на крыльцо и исчезла в доме. Думаю, говорить со мной ей было ни чуточки не легче, чем мне с ней.
Потом и Мария вышла из машины, открыла заднюю дверцу для Си Джея и вместе с мальчиком направилась ко мне. У меня желудок укатился вниз — так я ждал, когда же увижу на ее лице радость от встречи со мной. Мальчик смотрел на меня с ненавистью. Честное слово, он меня по-настоящему ненавидел. Такие зверские гримасы корчил, будто боялся, что иначе я не пойму, до чего он меня ненавидит.
Я протянул Натали, и она радостно перебралась на руки к маме. А у меня сердце сжалось. Будто она была в буквальном смысле привязана ко мне невидимыми ниточками, а сейчас они отрывались, и мне было больно.
Я не мог рта раскрыть от страха, и Мария заговорила первой:
— Си Джей, это Тони.
Ненависти во взгляде мальчика стало еще больше, хотя лично я думал, что такое просто невозможно.
— Тебе вообще сколько лет?
К счастью, мне не пришлось отвечать. Мария сказала:
— Си Джей, не груби. Или будешь ждать нас в машине.
— А он не мой папа! Как хочу, так с ним и говорю. И спрашиваю чего хочу!
— Нет, Си Джей. Ошибаешься, так не будет. Иди в машину.
Он залез обратно на заднее сиденье, только сначала за спиной Марии выстрелил средним пальцем в мою сторону.