— Нет, я говорю об иллюзиях. Все эти годы тебе казалось, что твои мать и отец любят друг друга. А это не так. Они ненавидят друг друга. Почему ты не можешь посмотреть правде в глаза и признать, что они друг друга ненавидят? Я не прожила в этом доме и недели, как поняла это. Я догадывалась об этом и до нашей женитьбы, но после того как прожила здесь неделю, уже твердо это знала.

— У них часто бывают разногласия, и…

— Пожалуйста, не отрицай этого. Именно в этом и беда с твоими представлениями. Ты сам себя обманываешь.

— Иногда лучше себя обманывать.

— О, значит, ты признаешь это.

— Нет, не признаю. В глубине души мать и отец любят друг друга.

— Тебе было бы лучше, если бы ты в этом себе признался.

— Лучше? Если бы я признал, что отец и мать ненавидят друг друга?

— Да.

— Эдит, я порой тебя совершенно не понимаю.

— Я с этим полностью согласна.

— Почему мне будет лучше, если я признаю, что отец и мать ненавидят друг друга?

— Я могу это легко объяснить. Если ты это признаешь, тебе не надо будет все время выискивать признаки их любви. Ты этих признаков не видишь, но продолжаешь их выискивать, потому что не хочешь признать истинного положения вещей. А истинное положение вещей заключается в том, что они друг друга не выносят.

— И почему же мне от этого будет лучше?

— Я же тебе объяснила, — сказала Эдит. — Ты без конца убеждаешь себя, что они любят друг друга, и ищешь тому доказательства, но единственные доказательства, которые ты находишь, — это доказательства того, что они не любят друг друга. И так оно и есть.

— Но ты не объяснила мне, почему мне будет лучше.

— Если бы ты думал, что у тебя на заднем дворе есть запасы золота, и копал бы там землю, копал и копал, а потом специалист сказал бы тебе, что в радиусе тысячи миль нет никакого золота, разве тебе не стало бы лучше оттого, что ты перестал зря тратить свое время?

— Но специалист мог ошибаться.

— Ты хочешь сказать, что я могу ошибаться? — спросила Эдит.

— Да, ты можешь ошибаться.

— Когда ты был маленьким, то верил в Санта-Клауса.

— Лет до пяти, думаю.

— Но теперь ты не веришь?

— Нет.

— Потому что вера в Санта-Клауса — детское представление.

— Может, это и детское представление, но это хорошее представление.

— Для маленьких детей.

— Да, для детей.

— Скажи, Энн нам принес аист?

— Эдит, перестань, — сказал Джо.

— Энн нам принес аист?

— Хочешь, чтобы я ответил «да» или «нет»? Нет.

— Когда мы с тобой предавались любви, твое семя осталось у меня внутри, выросло, и в болезненных родах я родила нам ребенка. А не то чтобы аист, пролетая над Гиббсвиллем, принес младенца на Северную Фредерик, дом номер десять?

— Верно.

— Когда на свет появился ты, тебя принес аист?

— Нет.

— Твои мать и отец предавались любви, и так далее.

— Верно.

— Твоя мать ест три раза в день.

— Да.

— Твой отец ест три раза в день.

— Да.

— Твоя мать ходит в туалет?

— Да. И отец тоже.

— Они пьют воду?

— Да.

— Они дышат воздухом?

— Да.

— Твоя мать к кому-нибудь относится с симпатией?

— Конечно.

— А она кого-нибудь недолюбливает?

— Да.

— А она кого-нибудь ненавидит?

— Хм.

— Пожалуйста, ответь мне. Она кого-нибудь ненавидит?

— Я этого не знаю.

— Как ты считаешь, могла бы она кого-то ненавидеть?

— «Могла» — серьезное слово. Да, наверное, могла бы.

— Могла бы она ненавидеть твоего отца?

— Могла бы, но я не согласен с тем, что она его ненавидит.

— Ты согласен с тем, что она может его ненавидеть и что он может ее ненавидеть? Тебе не надо вникать в причины, почему они ненавидят, просто согласись с тем, что они могут ненавидеть. Если ты впервые в жизни согласишься это признать, то сделаешь первый шаг на пути освобождения от одного из своих заблуждений. Тебе известны судебные дела, в которых муж и жена ненавидели друг друга и даже друг друга убивали. Ты же почему-то считаешь, что с твоими родителями ничего подобного случиться не может.

— Именно так мне хотелось бы думать.

— Ты боишься, что, если о чем-то подумаешь, люди узнают о твоих мыслях. Не бойся, они скорее всего об этом не узнают. Но когда ты обманываешь самого себя, ты это знаешь. Ты будешь успешнее и счастливее, если перестанешь себя обманывать. Я счастливее тебя, потому что не обманываю себя. Я знаю о себе все хорошее и все дурное.

— Я не думаю, что ты счастливее меня, и я не знаю про тебя ничего дурного.

— Возможно, если бы ты знал обо мне дурное, ты был бы менее счастлив.

— В чем же оно заключается?

— Это моя тайна, и я надеюсь, что ты никогда о ней не узнаешь, если, конечно, не приложишь к этому особых стараний.

— А тебе хотелось бы узнать что-нибудь дурное обо мне? — спросил Джо.

— Нет, мне лучше этого не знать.

— Тогда ты тоже занимаешься самообманом.

— Может, да, а может, и нет. Но в мои планы не входит, чтобы ты мне рассказывал о себе дурное.

— Ты предпочитаешь выяснить все сама?

— Возможно. Я всего лишь женщина, так что не жди от меня последовательности.

Плач дочери положил конец их беседе. Детская комната была этажом выше их спальни, и в коридоре они увидели отца Джо, который в ночной рубахе и халате стоял, опираясь на палку, в проеме своей спальни.

— Девочке пора выпить свою рюмочку? — спросил он.

— Пора, — ответила Эдит.

— А тебе, отец, пора сидеть в кресле, — сказал Джо. — Ты же это знаешь.

— Ох уж это кресло, — сказал Бен. — Зайди ко мне, я хочу с тобой поговорить.

— Я повидаю Энн и сразу приду к тебе, — ответил Джо.

Он поднялся по лестнице, и ему дали подержать голодную малышку, пока ее мать готовилась к кормлению.

— Надеюсь, ты не будешь возражать против моих представлений о ней, — сказал Джо.

— Каких именно представлений? — спросила Эдит.

— Детских, я думаю. Я хочу, чтобы она была самой счастливой девочкой на свете.