Глядя на Джеффа, она пыталась представить, каким Уэйд был в юности, в детстве. Он был всего лишь на год старше ее, и судьба у него выдалась нелегкая. На его долю, видимо, выпали события, которых она не могла даже вообразить. Война? Он был тогда слишком юн, но многие мальчики сражались на той войне. Она знала нескольких, кто позже стал рейнджерами. Взгляд у них был затравленный, лица навсегда отмечены особой печатью. Ее муж не был на войне, его роту оставили в Техасе, и Мэри Джо частенько благодарила Бога за это.

Она наклонилась и коснулась губами щеки Джеффа, стремясь оградить его от смерти, ужасов, безнадежности. Она любила его всем своим существом, а последние два дня показали, что она тоже могла бы не выдержать, если бы его отняли у нее.

Быть может, потому Уэйд и казался таким потерянным, таким одиноким? Из-за сына? Из-за жены? Или было что-то еще? Сколько раз он упоминал о прошлом, которое явно ненавидел, потому что из-за него, как ему казалось, он навсегда превратился в изгоя? Невозможно представить, чтобы он совершил бесчестный поступок. Она понимала, почему он преследовал тех трех людей, которых, по его словам, убил. Она тоже преследовала бы убийц сына.

И сейчас она просто смотрела в лицо Джеффа, юное, невинное, желая, чтобы оно осталось таким навсегда, и зная, что этого не будет. А потом Манчес вернулся в вигвам, и она поняла, что пора уходить. Мэри Джо знала, что Уэйд вскоре присоединится к ней, но не потому, что хочет этого, а потому, что не может обидеть тех, кто помог ее сыну.

Женщину терзала неуверенность. Она столько страхов испытала за последние несколько дней, что ей хотелось, чтобы ее просто обняли. Успокоили. Утешили.

Любили.

Уэйд медлил с возвращением как можно дольше. Когда наконец он вернулся в лагерь, мужчины обсуждали предстоящие переговоры с правительством в Вашингтоне. Некоторые юты, предвидя, что произойдет, предвидя, что они потеряют еще большую территорию, предлагали сражаться. Но сражение, возражали другие, означало только приближение конца. Взять, к примеру, сиу и шайенов. Их в прямом смысле слова уничтожили за последний год, после того как они один раз одержали большую победу. Благодаря вождю Урею юты остались среди последних племен, которых еще не затолкали в резервацию. Лучше следовать его советам.

Когда Уэйда спросили его мнение, он неохотно согласился. Война с белыми означала только смерть и уничтожение всего народа. Пойти на минимальные уступки, держать молодых воинов в узде. Не давать белым повода, который они все время ищут, выселить ютов с их исконной земли. Манчес, сидевший по другую сторону костра, следил за своим другом, кивая. Он знал, что Уэйд рисковал собственной жизнью, а быть может, и лишился руки, чтобы отомстить за его сестру и племянника, поэтому частично вина за содеянное падет и на ютов. Связь Уэйда с индейцами за последние несколько месяцев только больше укрепилась.

Когда все мужчины разошлись спать, Уэйду ничего не оставалось, как присоединиться к Мэри Джо. Сначала он наведался к Джеффу. Мальчик мирно спал, рана больше не кровоточила. Чертовски крепкий парнишка, подумал Уэйд с любовью, И под красивой внешностью его матери тоже скрывалась крепкая женщина.

Его до сих пор удивляло, что Том Берри привез ее сюда. Он даже не хотел вспоминать о том, как заколотилось его сердце, когда он увидел ее вчера. Зная ее отношение к индейцам, он понимал, сколько мужества ей понадобилось, чтобы прийти сюда почти одной. Берри, конечно, был для нее не очень надежной опорой. Она могла бы отправиться в Ласт-Чане, поднять народ, привести войска из форта Уилсон. Манчесу, его племени, а заодно и Уэйду пришлось бы тогда туго. Вместо этого она предпочла поверить ему, тогда как он ничем не заслужил такого доверия. Предпочла обратиться к нему, несмотря на страхи, сопровождавшие всю ее жизнь.

От этого доверия ему стало хорошо, даже слишком. Вчера он даже позволил себе несколько минут надежды, веры, что в его жизни, возможно, еще не все потеряно. Но потом он увидел пуму и не смог ничего сделать. Манчес, а не он, одним выстрелом спас жизнь Джеффа. В это мгновение он еще больше убедился, что не способен заботиться о тех, кто ему дорог. Как не способен забыть о Келли и других, кто знал о его прошлом и награде за его голову. Шрамы в его душе, которую он пытался запереть на замок, вновь открылись. Он был не достоин доверия в сияющих глазах Мэри Джо.

Ему хотелось закричать. Наброситься в ярости на демонов в самом себе, демонов, которые сделали Мэри Джо Вильямс недостижимой мечтой, демонов, которые поместили ее рядом, протяни только руку, а потом сказали, что он разрушит ее жизнь, если сделает это.

Уэйд откинул полог вигвама и подождал, пока глаза привыкнут к темноте. В последние несколько часов сильно похолодало, и Мэри Джо закуталась в бизонью накидку. Он прислушался к ее дыханию, надеясь, что она спит. Сам он устроится подальше, у стены, и будет дрожать от холода, потому что это, как оказалось, была единственная накидка, а его собственная скатка осталась в вигваме Манчеса, где он ночевал до сих пор.

Уэйд приказал себе спать, но ничего не получалось. Он лежал без сна, ворочаясь с боку на бок, понимая, что спасение совсем рядом, и достаточно ласкового слова или прикосновения руки. Даже несмотря на запах не слишком чистой бизоньей накидки, он уловил аромат цветов, или просто у него разыгралось воображение. Ему всегда казалось, что от нее пахнет цветами. Вот бы сейчас обнять ее, притянуть к себе.

Он не знал, как долго пролежал без сна, когда уловил первые признаки беспокойства, тихие стоны, за которыми последовал вскрик. Он разобрал слово «Салли» и решил, что, наверное, так звали сестру Мэри Джо, пропавшую в детстве.

Уэйд весь напрягся, прислушиваясь к продолжавшемуся ночному кошмару, но потом она начала метаться, кричать, и он уже не мог этого вынести. Он приблизился к ней и приложил здоровую руку к ее щеке. Почувствовал влагу слез, таких редких слез. Сердце его переполнилось состраданием, глубоким волнением, которое он с огромным трудом пытался подавить. Он готов был отдать собственную жизнь, лишь бы избавить ее от боли и все еще живых воспоминаний, не дававших ей покоя. И снова подумал, как много сил ей потребовалось, чтобы приехать сюда одной и предоставить сына заботам Шавны.

— Мэри Джо, — тихо позвал он.

Накидка откинулась, когда женщина вновь заметалась, а потом медленно села. Даже в темноте, а может быть, ему всего лишь показалось, он различил цвет ее глаз, волосы, упавшие волной на правую грудь. Он не видел, но мог вообразить выражение ее глаз: затухающий ужас, смятение, а потом мягкость, которая так часто появлялась в них, когда она на него смотрела. Мягкость и доверие. Это было хуже всего.

Она посидела молча несколько секунд.

— Джефф?.. С ним все в порядке?

— Я только что заглядывал к нему. Все хорошо.

— Я ждала тебя. Долго. Он стиснул зубы:

— Тебе приснился дурной сон.

— Не знаю, почему. Он уже давно мне не снился.

— Твоя сестра?

Она кивнула и крепко вцепилась в его руку, словно увиденное все еще жило в ней.