— Не то все это, — начал я.

— Может, мальчиков? — Гусейнов брезгливо оттопырил нижнею губу.

— Да нет, сейчас расскажем. Богданова знаешь?

— Виктора, что ли? Знаю. С ним все в порядке? А то нет его с вами.

— Все в порядке. Тут другая проблема. С доктором, что прислали, с Аидой… Любовь у них.

— Хорошее дело. Она женщина порядочная, никто слова против не скажет, да и с муллой у вас из-за этого конфликты были. Ну, и что?

— Только никому говорить не надо. Аида беременна.

— Ай, да Виктор! Молодец! — Гусейнов хлопнул себя по ляжке от возбуждения. — Не ожидал я этого от него! Вот и присылай вам после этого врачей. Вы мне так всю медицинскую службу из строя выведете! — откровенно потешался он.

— Тихо! Услышат.

— Так чего надо?

— Отправить ее отсюда. Негоже бабам беременным воевать. Всякое может случиться, лучше не рисковать.

— Годится! Через неделю пришлю другого врача. Неделю потерпите. Но, — он поднял палец, — теперь это будет мужик! О, молодец Виктор! А вы еще оставаться не хотите! Еще год пройдет, так вы здесь сами женитесь, и палкой вас не выгонишь! Хорошие новости вы мне сегодня рассказали! И воевали хорошо. Рассказали мне это! Молодцы. А на Модаева не сердитесь. Бывает! Вам его не понять.

— Это точно — не поймем!

— Ага, бывает!

— Чего вы прицепились к этому пленному, один черт их всех расстреляют! Что вы такие большие глаза делаете? Всех расстреляют. Они также же делают с нашими. Поэтому не советую в плен попадать. Сначала всех пытают, потом пуля в затылок — и все. А вы вообще русские, христиане. Вроде как братья по вере. Вот вас и будут пытать, как первых христиан римляне мучили. Так что подумайте, прежде чем в плен сдаваться.

— Никто сдаваться не собирается.

— Ладно, с доктором решим. Через полчаса совещание. Приходите.

— Зачем? Вроде все порешили, сейчас пусть командование батальона руководит процессом. Мы мешать им не будем.

— Вы меня за идиота держите?

— Нам надо отвечать на этот вопрос?

— Понятно, — Гусь рассмеялся. — Смерти Модаеву желаете? — он внимательно посмотрел на нас.

— Чем быстрее — тем лучше.

— Ладно. Я здесь пробуду пару дней. Завтра увидим, как он справляется, если не получится — вы поможете. Договорились?

— Хорошо, только ночью надо самому посты проверить. Внезапно.

— Хорошая мысль.

67

Мы пошли в свой домик. Позвали Витьку и рассказали о происшедшем. Он обрадовался, побежал рассказал Аиде. Мы же сели писать сразу письма родным.

Много хотелось написать, но как-то не шли слова в голову. Большое не напишешь.

«Здравствуйте мои дорогие и любимые и любимые Ирина, ребеночек, родители, брат!» начал я. Потом вкратце попытался изложить все, что было. Опустил расстрел и пытки. Просто написал, что захватили в плен, служу инструктором, просил выйти на соответствующие структуры, чтобы помогли вырваться. С другой стороны я прекрасно отдавал себе отчет, что вряд ли кто-нибудь почешется из официальных лиц, чтобы вытащить нас. Россия, тут уж ничего не поделаешь, всегда государство было против простого человека.

Указал все телефоны отца, матери, брата, домашний адрес как связаться с ними. Конверта не было, поэтому просто сложил бумагу и завернул в целлофановый пакетик.

Первая возможность передать весточку на Родину. Посмотрим.

Прибежал Витька, он был радостен. Аида хоть и сопротивлялась, говорила, что не поедет к Витькиным родителям, но куда она денется! Потом пришел Мишка, он также сел писать письмо домой. Когда закончил, вкратце рассказал о совещании. Гусейнов выдрал как последнего кота Модаева, мулла пытался его защищать, но ему тоже досталось.

Потом оказалось, что оборону никто толком не оборудовал, просто ополченцы заняли все старые позиции армян, и на этом все закончилось. Всех пленных расстреляли. Каждому сделали по контрольному выстрелу в голову. Отдали тела местным, чтобы похоронили.

Мы сели за ужин, который растянулся до трех часов ночи. Все были в сборе. Охраны мы вообще не видели. И самое главное замаячила призрачная надежда свободы. И все благодаря Витьке. Мы даже подтрунивали над ним, не специально ли он все это сделал, чтобы передать письмо в Россию. Он лишь отчаянно матерился, но был счастлив и сиял как начищенный пятак.

Легли спать. Но выспаться не удалось, потому что через минут двадцать началась стрельба. Это была не обычная пальба часовых, а настоящая перестрелка.

Мы выскочили, запрыгнули на БМП и рванули вперед. Мной опять охватил азарт охотника. Вперед! Вперед! Личность опять раздвоилась. Кто-то осторожный, разумный, сидящий во мне спрашивал меня: «Зачем? Тебе это надо? Зачем? Это не твоя война!»

Но инстинкт древнего охотника проснулся, и он гнал меня вперед, туда, где разгорался бой. Из всего экипажа БМП у нас был лишь механик-водитель, остальные куда-то разбрелись. Поэтому Володя с Сашкой запрыгнули внутрь и готовили вооружение к бою. Мы же втроем, уцепившись в броню, вглядывались в темноту.

Бой уже перенесся с окраины вглубь села. Мы врезались в кучу того, что осталось от дома, резко затормозили, меня сбросило с брони. И тут же мы попали под огонь.

— Быстро с брони! — заорал я Виктору и Мишке.

— Откуда стреляют?

— Хрен его знает! Стреляй вперед, оттуда нападают. Потом разберемся. Мне все равно здесь никто не дорог!

Мы палили в темноту, нам тоже отвечали. Силы нападавших были неизвестны. Перестрелка была очаговая, но одно утешало, что сопротивление наше сломить не удалось, значит нападавших гораздо меньше, чем нас, может рота, может чуть больше — около двух рот.

Но на их стороне были два преимущества. Первое — это внезапность, а второе — они прекрасно знали село, чего нельзя было сказать про нас. И они знали, что наши ополченцы сядут в их окопы, свои рыть им было лень. Вот и получили, что заслуживали. А ведь предупреждали мы Гуся, ой предупреждали!

68

Все это в голове пронеслось, пока я стрелял в темноту. Сначала — лихорадочно, направо, налево, отгоняя страх, который комком стоял внизу живота, вызывая тошноту и перехватывая горло, сбивая дыхание, руки дрожали от волнения, по спине бежал пот, пот заливал глаза, мешая присмотреться, увидеть, охватить всю картину боя.

Постепенно мне удалось овладеть собой и осмотреться. Слева от меня Витька с Мишкой стреляли в темноту, матерясь, заглушая собственный страх. Значит, ничего. Они тоже боятся! Только кретины не боятся!

БМП поводя стволом, тявкала короткими очередями. Именно то, что рядом была бронетехника, придала мне уверенность.

Я перестал судорожно стрелять наобум в темноту. С трудом сглотнул слюну, горло все пересохло, в глазах прыгали, плавали какие-то геометрические фигуры. Начал высматривать цель.