— Возможно, — сказал он мягко. — Вот я действовал по правде, и ты ко мне вернулась. Поэтому ты права.

Он вернулся в комнату.

— Оставь ты этот носок!

Джордж перенес Люси к окну, чтобы и она тоже увидела открывающийся оттуда прекрасный вид. Опустившись у окна на колени, они стали шептать имена друг друга. И это было так хорошо! Это была именно та великая радость, которую они так долго ждали, а впереди были еще бессчетные маленькие и большие радости, о которых они и не мечтали. Они молчали.

Снизу вновь закричал возница.

— О, какой надоеда! — воскликнул Джордж.

Но Люси вспомнила продавца фотографий и сказала:

— Не нужно быть грубым с этими людьми.

Затем, переведя дыхание, она пробормотала:

— Это мистер Игер и Шарлотта, ужасная замороженная Шарлотта. Какой жестокой она может быть по отношению к простому человеку!

— Посмотри на огни над тем мостом, — сказал Джордж.

— Ты знаешь, — продолжала между тем Люси, — эта комната заставляет меня вспоминать мою кузину. Как это ужасно — стариться так, как она. Что было бы, если бы Шарлотта тогда узнала, что твой отец находится в доме мистера Биба! Она запретила бы мне идти к нему, а он был единственным из живущих, кто мог образумить меня. Ты бы этого не смог сделать. — Она поцеловала его и продолжала: — Когда я чувствую себя очень счастливой, я думаю, от каких мелочей все это зависит. Если бы Шарлотта знала про твоего отца, она не позволила бы мне войти, я бы уехала в эту дурацкую Грецию и стала бы совсем другой.

— Но Шарлотта знала! — сказал Джордж. — Она видела моего отца, вне всякого сомнения. Он сам так сказал.

— Да нет, не видела. Шарлотта сидела наверху с миссис Биб, а потом пошла прямо в церковь. Я узнала это от нее.

Но Джордж уперся.

— Мой отец, — сказал он, — видел ее, и я верю ему, а не Шарлотте. Он дремал у огня в кабинете, потом открыл глаза, и она была там. Как раз за несколько минут до твоего приезда. Она уже выходила, когда он проснулся. Он с ней не говорил.

Потом они заговорили об иных вещах — бессвязный разговор двоих людей, которые долго боролись, чтобы обрести друг друга, и чьей наградой было лежать спокойно друг у друга в объятиях. Нескоро они вернулись в своей беседе к фигуре мисс Бартлетт, но, когда они вновь стали о ней говорить, ее поведение стало казаться им гораздо более интересным. Джордж, который терпеть не мог неясностей, сказал:

— Ясно, что она знала про отца. Тогда почему она рискнула допустить вашу встречу? Знала, что он в кабинете, но пошла в церковь.

Они попытались склеить разрозненные куски картинки.

Они разговаривали, и вдруг совершенно невероятная мысль пришла в голову Люси. Она отмахнулась от нее и сказала:

— У Шарлотты всегда так: делает что-то, делает, а в конце все запутывает неосторожным движением.

Но что-то в умирающем вечере, в шуме реки, в самих их объятиях предупреждало их, что эти слова далеки от истины, и Джордж прошептал:

— Или она сделала это специально.

— Сделала что?

В это время возница вновь закричал. Люси перегнулась через подоконник и по-итальянски, а ее итальянский с прошлой весны изрядно улучшился, попросила возницу оставить их — они только что поженились и хотят побыть вдвоем. Вняв словам Люси, Фаэтон пожелал им доброй ночи и, запев песню, поехал прочь.

— Что сделала специально, Джордж? — вновь спросила Люси.

Он прошептал:

— А подумай-ка вот о каком чудесном объяснении. Твоя кузина всегда надеялась, что мы будем вместе. С самой первой нашей встречи она надеялась, но только очень глубоко в душе, что у нас все будет, как сейчас. Но конечно, очень глубоко в душе, очень. В реальности она вела с нами войну, но тем не менее надеялась. Иначе я не могу все это объяснить. А ты? Вспомни, как она летом постоянно напоминала тебе обо мне. Она же тебе проходу не давала, и с каждым разом становилась все более ненадежной и эксцентричной. Наш образ был с ней постоянно; иначе она не описала бы нас так верно своей приятельнице-романистке. Там есть детали — очень характерные! Я потом прочитал эту книгу. Шарлотта совсем не глыба льда, Люси, и она не увяла окончательно. Дважды она нас разлучала, но в доме мистера Биба ей был дан еще один шанс сделать нас счастливыми. Мы никогда не станем ее друзьями и никогда не сможем поблагодарить. Но я верю, что в самой глубине своего сердца, там, куда не достигают слова и поступки, она рада.

— Но это невозможно, — проговорила Люси. Затем, вспомнив историю своего собственного сердца, она согласно кивнула головой: — Впрочем, вполне возможно.

Юность приняла их в свои объятия. Песня Фаэтона провозгласила: когда страсть вознаграждена, мы обретаем любовь. Но Джордж и Люси ощущали власть любви более таинственной, чем та, о которой пел Фаэтон. Песня замерла; единственное, что они слышали, стоя у окна, был шум реки, уносящей зимние снега вдаль, к просторам Средиземного моря.