Эти слова, судя по тому, как разом полиняла улыбка инспектора, сильно задели его. Даже под его длинными мексиканскими усами было видно, как зубы прикусили нижнюю губу. Он взглянул на Сесара, потом на Хулию и нервно постучал по столу концом своей дешевой шариковой ручки. Поскольку это был Сесар, особенно кипятиться ему не следовало, и все трое знали почему.

— У полиции свои методы.

То были не более чем слова, и Сесар всем своим видом показал, что ему это отлично известно. Тот факт, что он имел кое-какие дела с Фейхоо, отнюдь не обязывал его выказывать инспектору свою симпатию. Тем более теперь, уличив его в нечистой игре.

— Если эти методы заключаются в том, чтобы устанавливать слежку за Хулией, в то время как какой-то сумасшедший посылает ей карточки без подписи, то я предпочитаю не высказывать вслух моего мнения об этих методах… — Он повернулся к девушке, но снова через плечо глянул на полицейского: — У меня просто в голове не укладывается, как вы додумались подозревать ее в убийстве профессора Ортеги… Почему вы не занялись моей персоной?

— Мы занимались и вами. — Полицейского явно коробило от дерзости Сесара, и он с трудом заставлял себя говорить спокойно. — Вообще мы занимались абсолютно всеми. — Он растопырил ладони, как бы признавая совершенную — и весьма крупную — ошибку. — К сожалению, такова наша работа.

— И вам удалось что-нибудь выяснить?

— С прискорбием вынужден сознаться, что нет. — Фейхоо под пиджаком почесал себе подмышку и неловко поерзал на стуле. — Если уж до конца откровенно, то мы ничуть не продвинулись… Медики тоже никак не придут к единому мнению относительно причины смерти Альваро Ортеги. Мы надеемся — если, конечно, преступник действительно существует, — на то, что он совершит какой-нибудь промах.

— И поэтому вы взялись следить за мной? — спросила Хулия, все еще не в силах успокоиться. Она сидела, прижимая к себе сумочку, с дымящейся сигаретой в руке. — Чтобы проверить, не совершу ли этот промах я?

Полицейский угрюмо посмотрел на нее.

— Вы не должны принимать все так близко к сердцу. Просто так полагается… Обычная полицейская тактика.

Сесар поднял бровь.

— Если это тактика, то она не кажется особо многообещающей. Да и быстрой тоже.

Фейхоо сглотнул слюну, и сарказм антиквара ему тоже пришлось проглотить. Вот сейчас, злорадно подумала Хулия, он, наверное, проклинает свои тайные коммерческие отношения с Сесаром. Ведь стоит только Сесару сказать пару лишних слов в одном-двух соответствующих местах — и безо всяких прямых обвинений, безо всякой бумажной волокиты, быстро и тихо, как это делается на определенном уровне, главный инспектор окажется в темном кабинетике какого-нибудь безвестного провинциального полицейского участка. Так и закончится его карьера: бумаги, бумаги и никаких прибавок к жалованью.

— Единственное, в чем я могу уверить вас, — проговорил он наконец, по-видимому переварив часть обиды, тогда как остальная, судя по выражению его лица, комом застряла в желудке, — так в том, что мы будем продолжать наше расследование… — И неохотно добавил, точно вспомнив что-то: — Разумеется, сеньорита будет находиться под особой охраной.

— Ни в коем случае, — запротестовала Хулия. Унижения Фейхоо было недостаточно, чтобы заставить ее забыть о своем. — Пожалуйста, больше никаких синих «фордов». Хватит.

— Речь идет о вашей безопасности, сеньорита.

— Вы уже видели, я вполне способна сама защитить себя.

Полицейский отвел взгляд. Наверное, у него еще саднило горло от той ругани, которую он обрушил несколько минут назад на двух инспекторов, так по-дурацки попавшихся при исполнении служебных обязанностей. «Панолис! — орал он. — Домингерос, мать твою за ногу!.. Вы меня подставили, сукины дети! Я вам устрою хорошую жизнь!..» Сесар и Хулия все слышали из-за закрытой двери, пока ожидали в коридоре полицейского участка.

— Насчет этого, — наконец заговорил он после долгого размышления. Заметно было, что в нем происходила ожесточенная внутренняя борьба — между долгом и собственными интересами — и что эти последние в конце концов победили. — Принимая во внимание обстоятельства, я не думаю, что… Я хочу сказать, этот пистолет… — Он снова сглотнул слюну и взглянул на Сесара. — В общем-то, штука это старинная, не то что современное оружие… А у вас, поскольку вы антиквар, имеется соответствующее разрешение… — Он уставился на стол перед собой. Наверняка он размышлял о последней вещи — часах восемнадцатого века, — за которую несколько недель назад получил от Сесара кругленькую сумму. — Со своей же стороны — я говорю и от имени обоих инспекторов, оказавшихся… хм… — он опять кривовато, примирительно улыбнулся, — я хочу сказать, что мы готовы оставить в стороне подробности случившегося. Вы, дон Сесар, получите назад свой «дерринджер», ну и, разумеется, постараетесь в дальнейшем относиться к нему более бережно. А сеньорита будет держать нас в курсе всех событий и, само собой, если что, немедленно звонить нам. И чтобы уж, пожалуйста, никаких пистолетов… Я понятно излагаю?

— Абсолютно, — сказал Сесар.

— Хорошо. — Уступка в вопросе о пистолете, похоже, примирила его с самим собой, так что он взглянул на Хулию уже менее напряженно. — Что же касается вашего колеса, хотелось бы знать, собираетесь ли вы подавать заявление.

Хулия удивленно вскинула брови.

— Заявление?.. На кого?

Инспектор ответил не сразу, точно надеясь, что она поймет его без слов:

— На неизвестное лицо или лица… виновные в покушении на убийство.

— Убийство Альваро?

— Нет, ваше. — Из-под мексиканских усов опять показались зубы. — Потому что, кто бы ни посылал вам эти карточки, на уме у него явно нечто иное, чем игра в шахматы. Спрей, который накачали вам в шину, предварительно спустив ее, можно купить в любом «Автосервисе»… Но в ваш баллончик с помощью шприца впрыснули бензин… Такая смесь — бензин, газ и это пластическое вещество, которое содержится в баллоне, — при определенной температуре взрывается, и еще как… Вы проехали бы несколько сот метров, шина нагрелась бы и шарахнула прямо под бензобаком. Машина сгорела бы, как свечка, и вы вместе с ней… — Он рассказывал это с улыбкой, явно наслаждаясь возможностью хоть таким образом взять маленький реванш за пережитое унижение. — Ужасно, правда?

Шахматист появился в магазине Сесара через час, с мокрой головой и торчащими над поднятым воротником плаща ушами. Он похож на тощего бездомного пса, подумала Хулия, глядя, как он отряхивает дождевые капли в вестибюльчике, среди ковров, фарфора и картин, на которые ему не хватило бы даже годового жалованья. Муньос пожал ей руку — коротко, сухо, без намека на сердечность: простое прикосновение, не обязывающее ровным счетом ни к чему, — кивком головы поздоровался с Сесаром и бесстрастно, не мигая и только стараясь держать свои промокшие ботинки подальше от ковров, выслушал рассказ об утреннем происшествии на рынке Растро. Временами он делал легкое движение подбородком сверху вниз, словно бы подтверждая сказанное, но с таким видом, как будто вся эта история с синим «фордом» и кочергой Сесара совершенно не интересовала его. Его тусклые глаза оживились лишь тогда, когда Хулия достала из сумочки карточку с записью хода и положила ее перед ним. Через несколько минут, разложив свою шахматную доску, с которой он в последние дни не расставался, и расставив фигуры, он уже изучал их новое расположение.