— Мы из-за тебя лишних десять дней в лагере сидели. Потому что карантин. У, паразит Вильсон…

Вот и причина, чтобы опять довести Вильсона!

Один из незнакомых, тощий, стриженный под машинку, лениво спросил голосом курильщика:

— Ребя, а чевой-то он держит, а? Яблочко, чё ли?

И тогда Стасик побежал. Рывком толкнулся назад, повернулся и кинулся прочь изо всех сил. Той улицей, по которой только что шел. Обратно, к реке. Потому что иного пути не знал. Враги бросились за ним не сразу. Секунды три обалдело топтались, решали. Ну, а потом, конечно, завыли и — следом!

Сперва Стасику удалось оторваться от погони. Первый квартал он пролетел — не заметил. А потом стал задыхаться. Сумка тяжело моталась на боку. Широкие штанины путались в ногах. Руками махать он не мог — держал шарик. И сзади все ближе, ближе: «Стой, Вильсон! Стой, гад! Поймаем — ноги вырвем!»

Если бы ноги вырвали, ладно. А то ведь отберут шарик. Может, кинуть его в траву у забора или под лавку у калитки? А с ним, со Стаськой, пусть делают что хотят. До смерти не убьют. А потом бы он вернулся и отыскал шарик… Нет, украдкой не бросишь, заметят. Вот уже совсем за спиной топают, сейчас ухватят!.. Стасик рванулся вперед через силу.

А впереди обрыв! Река! Спасение! Вниз, в заросли и колючки, враги не полезут. Стоит ли ради какого-то Вильсона обдираться и ломать на крутизне шею?

Стасик без задержки ухнул с края берега в черный чертополох. Покатился среди свистящих, режущих листьев и стеблей. Застрял в репейниках. Цел… И шарик не выпустил.

Наверху перекликались:

— Эй, где он?

— Вон шевелится!

— Айда, парни, в обход! Мы по лестнице, а Бомзик и Хрын вон там, по тропинке!

— Ага, мы его в клещи!

Вот подлюги!.. Волки!

Стасик запрыгал с уступа на уступ. Сквозь бурьян, горько-пахучую полынь и крапиву. Напролом. И кое-где опять кубарем. Добежать бы до станционного домика. Или хотя бы просто до путей! Кто-нибудь из людей, может, встретится! Защитит… Стасику казалось даже, что он обязательно наткнется на доброго дядьку, которому днем дал газету…

Хрын с Бомзиком где-то застряли, а Чича и двое других бежали слева по лестнице и орали:

— Вот он! В кустах трещит!

Они отрезали путь к станции, и теперь Стасик бежал прямо вниз. К черному товарному составу. Откос кончился, Стасик вылетел к рельсовому полотну. К могучим чугунным колесам.

— Чича, скорей! Вот он, падла! — опять заорали слева.

Стасик прижал к груди шарик, замер на миг и быстро полез под вагон. Тьма с запахом смазки и перегретого железа охватила его. И жуть: вдруг состав поедет! И, подгоняемый этим страхом, Стасик через рельс вывалился на другой край полотна.

Здесь было светло. Близкая река отражала еще не погасшее небо. На другом берегу по-домашнему уютно играл патефон и мычала корова. А врагов от Стасика, словно крепостной стеной, отгородил длинный, замерший на путях товарняк.

Разумеется, ощущение безопасности было обманчивым. Секундным. Самое время — не расслабляться, а быстренько спрятать шарик под старую шпалу, что валяется в траве. Но… когда он, Стасик, сумеет вернуться сюда? И вдруг вернется, а шарика нет! К тому же сейчас появилась надежда уйти от врагов.

Стасик торопливо затолкал шарик в сумку поверх учебников, с трудом застегнул крышку. На той стороне, за составом, раздались голоса: «Ребя, он под вагоны залез!..» Стасик оглянулся. На плоском берегу у воды — никакого укрытия. В сотне шагов на обсохшем песке чернела старая баржа, но туда не добежать… А враги уже лезли под вагон.

Стасик оглянулся опять. За спиной увидел висячую железную лесенку — она вела в открытую теплушку. Он подпрыгнул, ухватился за скобу, зацепился ботинками за нижнюю ступеньку. Встал на ней. Посмотрел вдоль поезда. Из-под соседнего вагона высунулась голова. Стасик метнулся по лесенке и нырнул в сумрак теплушки.

Вагон был пуст. Пахло теплым деревом и сенной трухой. Стасик лег на доски. Тихонько всхлипнул — не от слез, от усталости. Отполз подальше от входа. Теперь пусть ищут. Если даже станут заглядывать в вагоны, фиг заметят в темноте. Потопчутся и уйдут… И он уйдет. И наконец-то помчится домой!

Конечно, дома уже переполох, и мама спрашивает соседских ребят: «Стасика не видели?» И наверно, все теперь придется рассказать без утайки. Ну и пусть! Зато есть Белый шарик!.. А с Чичей и другими гадами Стасик еще посчитается. Когда подрастет и найдет верных друзей. Тогда эти подлые чичи, шпана проклятая, станут еще бледнее. Будут убегать, как зайцы, а когда попадутся, начнут просить прощения…

От ненависти к Чиче и его гнусным приятелям Стасика тряхнуло, как в санках на ухабе. И, словно в ответ на этот толчок, задрожал и после короткого лязганья дернулся вагон. И тут же донесся сиплый вскрик паровоза.

Стасик метнулся к выходу. Но снаружи неподалеку стояли пятеро, оглядывали состав. Стасик откачнулся в темноту.

Если бы догадаться, прыгнуть с другой стороны — и в заросли. Ведь широкие двери теплушки были отодвинуты с обеих сторон. Однако это Стасик сообразил, когда было поздно. Вагон снова дернулся, уже в другую сторону. И поехал!

Стасик ослабел от испуга. От такого грозного поворота событий. Он впервые в жизни оказался в идущем поезде. До сей поры он уезжал из Турени только в лагерь «Опилки», да и то на машине… Что же теперь будет? Куда его увезут?

Прыгнуть?

Но даже из неподвижного вагона прыгать высоко — еще подумаешь, прежде чем решишься. А на ходу… Правда, ход был еще не скорый, однако быстро нарастал. Все чаще постукивали колеса. Стасик опять бросился к выходу. Но в опасной близости от вагона проехал назад черный телеграфный столб. Стасик метнулся в другую сторону. Там почти вплотную к поезду свистели темные кусты.

Стасик сел посреди вагона. И подумал: «Все…»

Он вдруг полностью осознал то, что случилось. Все события дня были ловушкой для наивного третьеклассника Скицына. Подстроены коварной судьбой! Чтобы завлечь его, втянуть в это страшное путешествие, увезти из родного города…

О Белом шарике теперь Стасик не помнил. Такое отчаяние навалилось, что он и шевельнуться не мог. Только глазами беспомощно водил по сторонам.

Справа бежали назад черно-косматые джунгли откоса, слева все еще видна была река с причалами и баржами у берега. Потом ее закрыло темное здание склада с красновато светящимся тюремным окошком. А высокий берег отодвинулся, пропал, замелькали заборы, домики с огоньками, деревья.

Над деревьями ехала вслед за поездом большущая красная, похожая на выпуклый медный щит, луна.

Стасик наконец поднялся. Шагнул к дверному проему. Тот был перегорожен деревянным брусом — на уровне Стаськиных плеч. Стасик положил на брус локти, лег на руки щекой и стал с горькой безнадежностью смотреть на луну и на домики с желтыми уютными окнами, где жили под своими родными крышами счастливые люди. Он не плакал. Слезами все равно не остановить тысячетонную громаду товарного состава, который мчался в ночь. Состав просто не знал о мальчишке, не ощущал его…