– Я буду рад принять вас, – сказал гончар. – Простите, адон, а где вы обучались?

– А к чему это вам?

– Вы, адон… – смешался Пинхор. – Вы образованны. Легко цитируете Марциала и Кохелет. Знаете экономику. Иной раз мне казалось, что вы учились в метрополии.

– Я бывал в метрополии. Но институцию прошел в Провинции. Я учился в Яффе, в торговой Schola.

– Я вот говорил вам, что среди галилеян встретил множество талантливых людей, – сказал гончар. – Пребывание в крепости Антония тоже, представьте, подарило мне несколько замечательных знакомств.

– Вот как?

– На третий день моего заключения меня посетил майор Тум Нируц. Мы проговорили с ним несколько часов.

«Его посетил майор Нируц, – подумал Севела. – А кто еще посетил моего гончара?»

– Вы сказали «несколько замечательных знакомств»? – небрежно спросил Севела.

– Я здесь познакомился с вами, с майором Нируцем и с адоном лейтенантом… С адоном Борухом.

– Он вам понравился?

– В моих обстоятельствах слово «понравился» неприменимо, – сказал гончар. – Он вел себя учтиво, не повышал голоса… Необычный человек. Терпелив, сдержан. Как говорят романцы: корректен. Мне, знаете, показалось, что он родом из понтийских колоний. Такой у него своеобразный выговор.

– Борух, вы говорите?.. Тощий, с рубцом на правой щеке?

– Нет, тот офицер в теле, у него седая бородка. Ему хорошо за тридцать. Я еще подумал – человек зрелого возраста, а выше лейтенанта не выслужился. Один глаз у него карий, а другой серый.

«Бурр! – подумал Севела. – Сам Бурр приходит в каземат к арестованному, а перед ним – Нируц. Да кем они считают моего гончара?! Так дойдет до того, что в каземат к мастеру Пинхору станет ходить наместник».

Претора Секста Афрания Бурра ему довелось видеть трижды. Бурр, низкорослый человек с обезьяньим личиком, бородавкой на скуле и сонными глазами, произвел на Севелу впечатление тягостное. Казалось, что этому романцу попросту лень делать вид, что офицеры из уроженцев значат для него больше, чем денщики. От претора Бурра – как вонь, как зябкость, как скрежет лезвия по камню – шло ощущение брезгливой неприязни. Редко Севеле доводилось встречать среди романских кураторов такого неприятного человека.

– А почему вы опять вспомнили галилеян? – спросил Севела.

– Я вспомнил галилеян? – Пинхор улыбнулся. – Адон, да всю последнюю неделю вы ни на минуту не даете мне забыть братьев-галилеян!

– Вы заговорили о галилеянах, а потом сказали, что пребывание в крепости Антония тоже подарило вам редкие знакомства…

…провел в городском архиве.

– Увы, адон капитан, но у меня в подчинении всего два писаря, – виновато сказал городской архивариус. – Когда еще удастся навести здесь порядок… Два года тому назад весь архив вывезли романцы. Через полгода они вернули его, но вернули не сюда, а в канцелярию первосвященника. А ко мне архив вновь прибыл в таком вот плачевном виде.

– Зачем романцам архив Ерошолойма? – спросил Севела.

Архивариус пожал плечами.

– Романцам принадлежит все в Провинции, – сказал он. – И архив Ерошолойма тоже принадлежит им. Однажды они взяли себе архив. После вернули. За год я восстановил все списки кварталов Старого города. Многое пришлось разузнавать вновь. И потом, жизнь идет. Одни люди умирают, другие рождаются. До квартала Иаким я пока не добрался. Списки квартала Иаким в том самом виде, в каком их привезли из Храма.

Архивариус беспомощно развел руками.

– Когда романцы увозили архив, они сваливали документы в повозки охапками, – сказал он. – Все перемешалось. Что за семья вас интересует?

– Иосафат бен Михаль Пинхор и его сын Джусем.

– Этот Иосафат жив?

– Умер. Дом и гончарная мастерская перешли к единственному сыну.

– А что бы вы хотели узнать, адон капитан? О жителях Ерошолойма я знаю очень много. Может быть, мне удастся что-то вспомнить и об этой семье. Пинхоры, верно?

– Да, семья Пинхор, гончары, квартал Иаким.

– Гончары… Сословие невысокое, но и немногочисленное… А вы знаете, адон, – оживился архивариус, – будет правильнее искать не в квартальных списках, а в цеховых. Ну конечно же! Вот цеховые-то реестры сохранились полностью. Они содержатся в сундуках. Их вывозили в сундуках, возвращали в сундуках, и мне кажется, что к ним даже не прикасались. А в цеховых списках есть все сведения о членах семьи мастера, да и многое другое тоже.

– Прекрасно, адон архивариус! – обрадованно сказал Севела. – Где эти цеховые списки?

Они спустились в подвал. У стены громоздились сундуки.

– Думаю, гончары здесь, – архивариус показал пухлой рукой на четыре сундука слева. – Я буду искать. А вы, адон, быть может, просмотрите центральный стеллаж наверху? Там квартальные списки. Пролистайте, адон капитан. Авось вам попадется нужное семейство.

Севела вернулся на первый этаж и два часа перебирал пыльные стопки списков. Да, архив перемешали безжалостно. Перемешаны были не только кварталы, но и семьи. С суконщиком Иаковом бен Пашхуром соседствовала Иезавель, жена плотника Абитиара бен Абнера, мать троих мальчиков – Абинадаба, Самуила и Семея. Водонос Иоав бен Авессалом хранился с почтенным кохеном Ахитофелем бен Бихри, почившим (приписка плохим почерком) в месяце хешване, седьмого дня, в одинадцатый год правления принсепса Тиберия. Отлученная от семьи уважаемого ювелира Уриэля бен Шатома непотребная девка Сарамея значилась в листе, застрявшем между списками многочисленной семьи колодезных дел мастера Себу Амоса, пришедшим в Ерошолойм из Идумеи и получившим, ввиду крайней своей нужности городу, незанятое жилье в квартале Сухав на правах арендатора.

Но ничего о семействе Пинхор Севела на том стеллаже не нашел. К закату смышленый архивариус отыскал в небольшом окованном ящике свиток с ярлыком «Пинхоры. Гончары. Столовая посуда. Иаким».

– Вот, прошу, – удовлетворенно сказал архивариус. Он протянул Севеле листы, перевязанные старой бечевой. – Здесь сведения из переписи, имевшей быть в пятнадцатый год правления Тиберия.

– Благодарю, адон архивариус, – Севела коротко поклонился. – Я ваш должник. Найдется ли помещение?

– Займите мою комнату, адон. Вам принесут светильник.

– Еще раз благодарю. Я укажу в отчете, что встретил полное ваше содействие.

– Передайте мое уважение адону Нируцу.

– А вы знакомы с майором? – без особого удивления спросил Севела.

Он давно знал, что редкий чиновник в Ерошолойме не знаком с Нируцем.

– Обходительный человек, – мечтательно сказал архивариус. – Признаюсь, что получил эту должность благодаря ему.

«Он вездесущ, мой Тум, – подумал Севела. – Будь я иеваним, когда-нибудь услышал бы от Харона: „Адон Нируц – очаровательный человек! Скольких путников я перевез благодаря его трудам! Как жаль, что вы уже не сможете передать мое уважение майору Нируцу!“. Он всюду побывал до меня, мой Тум».