Яна взяла другую фотографию. На ней Люся Цветкова плакала на плече у Ильи Ильича. Раньше можно было предположить, что это верный рыцарь Люси Цветковой решился на письма с угрозами и требованиями покинуть театр к молодой, талантливой актрисе. Он не мог допустить, чтобы его любовь ушла на пенсию в печали. От верности Ильи Ильича можно было всего ожидать. Вполне возможно, что от старой безответной любви Илья Ильич повредился умом и принялся убивать всех подряд в театре, чтобы Аля испугалась и убралась восвояси. Возникал резонный вопрос, не легче ли было убить одну Алю? Зачем было трогать Диану? Она не представляла для его Люси никакой угрозы. Только для того, чтобы замаскировать свои преступления под действия маньяка, которые плохо поддаются логическому осмыслению?

Одно время Яна даже подозревала Арнольда Ивановича, так удачно открывшего в театре свой ресторан. Ясное дело для того, чтобы превратить в ад жизнь женщины, из-за которой его отец ушел из семьи и из-за которой, в конечном итоге, так рано умерла его мать. Только и здесь возникал вопрос, не легче ли было сразу угробить Люсю Цветкову, а не убивать ни в чем не повинных людей? Но теперь Яна не могла допустить даже мысли о причастности Арнольда к убийствам, и даже больше: именно этому человеку доверили самую важную миссию – охрану и защиту детей Дианы. О том, что к убийствам и угрозам Алевтине могла иметь отношение ее мать, Яна даже думать не хотела, правда, такой вариант тоже нельзя было исключать полностью.

Яна перевела взгляд на следующую фотографию. Режиссер театра Виктор Владиславович в дубленке, старое, морщинистое лицо, его супруга с заплаканными глазами. Милейшие люди… Яна знала режиссера с детства. Вот уж поистине седина в бороду, бес в ребро… Мог ли Виктор Владиславович от безумной страсти, охватившей его, наделать глупостей? Могла ли его супруга ради сохранения семьи начать угрожать молодой сопернице? Угрожать могла, убить… Яна не верила в это. Хотя, конечно, все возможности для совершения преступлений у этой парочки были.

Яна досматривала оставшиеся фотографии. Несколько кадров гроба с большой фотографией Аллы Демидовны, еще молодой, с пышной прической, профессиональным макияжем и огромными серьгами из разноцветных камней.

– Красивая женщина… – задумчиво проговорила Яна.

– Еще бы! Алла Демидовна была очень видной женщиной, – согласилась Люся, спустив весь свой боевой пыл и сразу поникнув плечами.

– Красивые серьги… – сказала Яна, думая о чем-то своем, о чем-то важном, что мучило ее последние дни, и о чем она никак не могла вспомнить.

– Клипсы, – вывела ее из задумчивости Алла Демидовна.

– Что? – не поняла Яна.

– Очень красивые клипсы. Алла Демидовна любила украшения из золота, серебра и просто бижутерию, но при этом уши у нее проколоты не были. Мы все в театре знали о ее страсти к безделушкам и часто дарили ей украшения. Эти красивые клипсы из полудрагоценных камней вместе с колье ей подарил коллектив театра на сорокалетний юбилей. Они очень нравились Алле… Яна, почему ты так побледнела? – поинтересовалась Люся.

– Да так, что-то нехорошо мне, поздно уже, не высыпаюсь.

– Да где уж тут… – согласилась мать.

Яна смотрела на фотографию, где были запечатлены скорбные лица пришедших проститься с Аллой Демидовной, и не видела никого, кроме Владислава собственной персоной.

– Мама, а кто этот человек? – указала она дрожащим пальцем на него. – Что он делает на похоронах?

– Ну ты даешь! Это сын Аллы Демидовны, приехавший из-за границы. Она с ним всегда была в натянутых отношениях, ну ты знаешь, у актрис такое часто бывает… Я тоже не являюсь идеальной матерью…

– Сын?! – прервала ее Яна диким криком.

– А чему ты так удивляешься? Алла Демидовна была тоже женщиной и родила ребенка, будучи артисткой тогда еще цирка. По-моему, после развода ребенок остался с отцом.

Яна ошарашенно смотрела на Люсю, вспоминая слова Владислава: на ее вопрос в гостинице о том, что он здесь забыл, он ответил, что приехал на похороны матери. Тогда Яна пропустила его слова мимо ушей, подумав, что он врет, но она и предположить не могла, что Алла Демидовна его мать. Неужели они так заигрались с Алевтиной, что убили его мать, затем они захотели убить его бывшую жену… Ему что, надо избавиться от всех своих родственников? Зачем? Яна вспомнила про двух очаровательных девочек – дочек Влада, – и сердце ее сжалось. Они ведь тоже его родственницы…

– Так вот, я тебя спрашиваю, ты хочешь, чтобы наш коллектив и Алевтину похоронил? Маньяк не пойман, девочка в истерике, а ты здесь развлекаешься со своими молодцами, пока она там плачет в одиночестве в гостинице, – сказала Люся Цветкова.

– Не волнуйся, мама, я думаю, нет, я уверена, что твоей Алечке ничего не грозит!

– Как это?

– Вот так! Мне еще нужен день-два, и мы распутаем это хитрое дело, – пообещала Яна.

– Ты все время мне обещаешь одно и то же. А если за эти два дня что-то случится с Алевтиной? – не унималась Люся Цветкова.

– Не случится! Но для твоего спокойствия скажу, что этот грех я возьму на себя, – парировала Яна и предложила маме остаться ночевать в ее «вертепе», как она выразилась, чтобы не ехать домой на ночь глядя.

Люся с Яной легли на кровать Дианы, а Карл с Ричардом забрались на двухъярусную кровать девочек. Яна давилась от смеха, смотря на них, лежащих друг над другом с торчащими ногами из прутьев кровати, так как роста они были высокого. Яна выключила свет, и комната погрузилась во мрак.

Ричард, лежащий внизу двухъярусной кровати, уже почти заснул, когда его кто-то принялся энергично трясти за плечо. Он открыл глаза и увидел перед собой силуэт своей жены с длинными, спутанными волосам и в ночной рубашке. Глаза ее сверкали в темноте, словно у кошки.

– Тс-с-с… – прошептала она, – вставай, и пошли со мной.

Яна выволокла Ричарда в майке, джинсах и носках в коридор, протянула ему свитер и кивнула на вешалку в прихожей.

– Одевайся, возникло одно дело.

– Нельзя отложить до утра? – спросил Ричард.

– Нет… – ответила Яна, натягивая на себя свитер Карла, который князь необдуманно бросил на стул в комнате. У нее не было времени рыться по шкафам в поисках своей одежды, кроме того, она боялась разбудить маму с Карлом. Напялив поверх ночной рубашки и свитера короткую дубленку, она вытолкнула мужа за дверь. – Сейчас поймаем какую-нибудь машину.

– Куда мы ночью?

– В театр.

– Ты с ума сошла?!

– Мы все делаем правильно, расслабься, Дик. Нам нужен театр, когда там нет ни зрителей, ни актеров.

– Хочешь устроить театр одного актера?

– Совершенно верно… театр одной актрисы… – мрачно ответила она.

Водитель на свой страх и риск взявшийся подвезти странную парочку до театра, с облегчением перекрестился, когда они вышли из машины и даже расплатились с ним. На улице было безлюдно и темно.