Перед благодарственным молебном Сара поправилась. Она явилась ко двору лишь чуть бледнее обычного, но отнюдь не притихшей.

Королева тепло обняла ее.

— Моя дражайшая, дражайшая миссис Фримен, как я боялась за вас.

— Я уже поправилась. Не думали же вы, что меня не будет на благодарственном молебне в честь Мальборо?

Анна удержалась от замечания, что этот молебен — благодарение Богу. Сара не поняла бы ее, да и вообще набожностью она никогда не отличалась.

— Я очень рада видеть вас, — искренне сказала Анна.

— Мне, разумеется, надо решить, какие драгоценности вы наденете.

— Хилл их уже приготовила. Мы решили избавить вас от хлопот, миссис Фримен.

— Горничная подбирает вам драгоценности! Разве она может выбрать? Нет, миссис Морли, так не пойдет. Что это, рубины? Смешно! Пусть их унесут, а я подумаю, что будет наиболее подходящим для данного случая.

— По-моему, Хилл сделала хороший выбор.

Сара фыркнула, выражая презрение к Хилл и ее выбору. Потом улыбнулась.

— Я написала мистеру Фримену. Бедняга, его известили о моей болезни. Я бы не позволила его беспокоить. Он грозился бросить все и вернуться ко мне.

— Удивительно преданный муж! До чего счастливы мы… обе. Мало у кого такие мужья.

Сара надменно скривила губы. Сравнения толстого, глупого Георга с Малем она не могла спокойно снести.

И продолжала:

— Я написала, что скоро поправлюсь. Во всем повинна тревога за его жизнь и, конечно, тот случай под Рамийи, когда его чуть не убило. Дома тоже немало причин для беспокойства. Я не уверена, что Джон Вэнбру — тот человек, которому следовало доверить постройку Бленхейма. Мы с ним совершенно не ладим. А потом те, от кого я могла ждать дружеских чувств, не желают слушать моего совета.

Губы Анны сурово сжались. «Сейчас, — подумала Сара, — начнет говорить, что ей не нравится характер Сандерленда, и она не сможет установить с ним дружеских отношений. Я закричу, лишь бы она замолчала, иначе меня опять хватит удар. Сандерленд получит этот пост, но сейчас, пожалуй, не время добиваться этого».

Сара занялась подбором драгоценностей, а тем временем Анна говорила ей, как беспокоится за Георга — у него обострилась астма.

— По ночам ему очень плохо, миссис Фримен, на него бывает жалко смотреть. Он беспокоится за меня. Говорит, ходить за ним мне не по силам, но я сказала, что он мой муж, и это моя привилегия.

— Пусть один из пажей спит в его комнате, а вы ложитесь в другой.

— Мы с Георгом много лет делили ложе, и он признался, что не может заснуть, когда меня нет рядом. Да и я без него не засну. Но не беспокойтесь, дорогая миссис Фримен. О вашей несчастной Морли хорошо заботятся. Хилл спит у меня в передней, и, когда надо, я могу ее позвать. Такое доброе создание. Никогда не приходится звать ее дважды. Она всегда рядом… такая старательная… такая услужливая. Мы с принцем не знаем, что бы делали без нее. И я всегда помню, что должна быть признательна за эту девушку моей миссис Фримен.

— Как вам известно, я вытащила ее из грязи, и она старается угодить мне. Я сказала ей, что лучший способ угодить мне — это угождать вам.

— Дражайшая миссис Фримен, как мне вас отблагодарить?

«Сандерленд? — подумала Сара. — Нет, пока не стоит. После церемонии будет самое время».

Анна, одетая в роскошное платье поверх парчовой юбки, с украшениями, которые выбрала Сара, совершенно не походила на несчастную женщину, несколько дней назад бессильно сидевшую с компрессами на ногах.

Она поглядела на Георга в расшитом костюме, украшенном серебряной парчой. Выглядел он прекрасно, и все же при виде его у королевы защемило сердце. Принц плохо спал ночью, задыхался, страдая от одышки. Пришлось три раза вызывать Хилл. Какой полезной бывала девушка среди ночи и как быстро приходила на зов! Казалось, она чувствует, что нужна.

— Георг, — сказала Анна, — боюсь, вся церемония окажется утомительной.

— Я буду с тобой, любимая, — ответил принц.

— Я настаиваю, чтобы ты вернулся, если почувствуешь себя плохо. Я велела Мэшему присматривать за тобой.

Принц с улыбкой кивнул. Несчастный дорогой Георг! С каждым днем становится все более грузным и более слабым.

Сара выглядела замечательно. В подобных случаях она никогда не одевалась слишком нарядно, полагаясь на собственную красоту. Как бы там ни было, она — супруга виновника этого торжества.

— Дорогая миссис Фримен должна ехать в моей карете, — сказала Анна.

— Люди наверняка ждут этого, — ответила Сара.

— Я беспокоюсь за Георга.

— Да, он нездоров, ему трудно будет сопровождать нас. День предстоит тяжелый, не дай Бог во время службы у него начнется приступ астмы.

— Я буду в постоянной тревоге.

— Тогда ему лучше остаться. Пусть Хилл и Мэшем присматривают за принцем. На них можно положиться.

— На Хилл я определенно могу полагаться, и, кажется, она способна руководить Мэшемом.

— Она старается угодить мне, — заметила Сара.

Лестно было ехать в королевской карете с пешим и конным эскортом, одетым по такому случаю в новенькие мундиры. По обочинам улиц горожане приветствовали королеву и супругу героя, играли оркестры.

Лорд-мэр и шериф, встретив королеву с герцогиней у Темпл-Бара, повели их в собор Святого Павла, где архиепископ Кентерберийский отслужил благодарственный молебен.

Вечером запылали фейерверки, прогремел орудийный салют из Тауэра.

Кофейни были переполнены; но к концу дня народ перебрался в таверны выпить в честь Англии, королевы и герцога.

Повсюду была слышна музыка, люди пели, плясали, где-то вспыхивали ссоры. Харли сидел в своем клубе с Генри Сент-Джоном и кое-кем из друзей-литераторов — Даниэлем Дефо, вечным его должником, Джонатаном Свифтом, любившим провозглашать свои взгляды, Джозефом Эддисоном и Ричардом Стилом.

Остроты сыпались как из рога изобилия, вино лилось рекой. Харли заметил, что победа Мальборо стоила стране большой крови и денег налогоплательщиков. И что дела страны можно вершить не столько шпагой, сколько пером — с чем слушатели охотно согласились: перо являлось их оружием.

Разговор продолжался, и впоследствии Харли сказал Сент-Джону, что он был очень полезным. Его армия писателей должна добиться не менее громкой победы, чем армия Мальборо.

А у ложа спящего принца Эбигейл Хилл дала обещание стать женой Сэмюэла Мэшема.

«Сердце мое! — писал Мальборо Саре. — Моя душа так переполнена радостью, что если б я написал больше, то наговорил бы много глупостей«.

Сара хранила его письма, перечитывала их снова и снова. После сражения при Рамийи она упрекнула мужа, что он своей опрометчивостью причинил ей ужасные беспокойства.