Игнат Тарасюк предложил посылать на работы его отряд вместе с ребятами Трубачёва.

– Вместе будем работать! Вот и хорошо! – обрадовался Васёк.

– А у нас в Ярыжках свой клуб есть, – сказал Коноплянко. Будем театр устраивать. На сцене и тёмный бор вырастет, и река побежит, и солнце взойдёт, и ясный месяц засветит. Как нам нужно, так мы и сделаем…

Коноплянко говорил очень тихо и ровно, не повышая голоса, но ребята слушали его с большим вниманием. Митя приготовил к концу разговора какой-то сюрприз. Губы у него разъезжались в улыбке, серьёзный тон не удавался. Он сказал, что вполне полагается на ребят Трубачёва и Тарасюка и что если они пообещали выполнить план летних работ, то выполнят и перевыполнят его.

– Верно! Верно! – кричали ребята. – Выполним!

– А пока спешных работ в колхозе нет, мы с Сергеем Николаевичем решили организовать большой поход, километров этак за сорок… познакомиться с окрестностями… побывать в тех местах, где в гражданскую войну сражались наши бойцы. И мы надеемся, что с нами отправится Иван Матвеич – участник этих боёв. Вот Сергей Николаевич обещает по пути заехать на пасеку и попросить Ивана Матвеича об этом лично…

Мите не дали договорить, заглушая его голос радостными криками. Сергей Николаевич водворил тишину:

– Ивана Матвеича я попрошу. Надеюсь, он нам не откажет. А пока вот что я хочу сказать. Двинуться в большой поход без предварительной подготовки нельзя. Поэтому с завтрашнего дня начнём готовиться. Соберём продовольствие, посмотрим походное снаряжение, назначим ответственных ребят… Может, и твои ребята с нами пойдут? Как думаешь, Игнат?

– Конечно! Пойдём с нами! – дружно закричали москвичи. Игнат и Федька Гузь нерешительно посмотрели на Марину Ивановну.

– Ну что ж, – улыбнулась учительница, – если уж вам очень хочется, идите вместе с новыми товарищами.

– Хочется-то хочется, – задумчиво сказал Игнат, – только У нас свой план есть. Мы его срывать не можем. У нас агитбригада работает – пьеску готовим. Уже программу отпечатали… Другим разом вместе пойдём.

– Конечно, – сказал Сергей Николаевич. – У них свои планы, нарушать их не следует. А наш отряд должен готовиться…

– Есть готовиться! Трубачёв, готовиться! Ура! – вырвались снова радостные голоса.

Ребята расшумелись. Белкин прошёлся колесом по траве. Мазин набросил на Петьку свой вещевой мешок и, натягивая ремни, кричал:

– Тпру! Но-оо!

Марина Ивановна засмеялась и весело сказала:

– Сборы уже начались!

* * *

Степан Ильич пришёл домой поздно. Стоя у перелаза, он вдруг что-то вспомнил и потёр ладонью вспотевший лоб.

– Ох, я ж им ещё новую молотилку не показал! – с сожалением сказал он Татьяне, открывая дверь в свою хату.

– Та будет тебе, Степан! Они ж совсем утомилися… Я через окно бачила, як у них ноги заплетаются. Разве ж так можно! – укоряла его Татьяна. – Они же дети!..

Но Степан не слушал её. Он выложил на стол сорванные колосья:

– Жнива, жнива на носу, Татьяна.

На рассвете село разбудила песня.

Сонно закричали петухи, всполошились на насестах куры, замычали коровы, захлопали ставни. Весело загавкали псы. Звонкий мальчишеский голос будил спящую улицу:

Роспрягайте, хлопци, кони

Тай лягайте опочивать…

Генка въезжал в село. Гнедой жеребец важно переставлял стройные ноги, осторожно опуская в прохладную пыль подкованные копыта. На спине его, небрежно покачиваясь и сжимая пятками гладкие бока, сидел Генка. Надвинутый на лоб картуз, околышем назад, и брошенный через плечи армяк были влажны от ночной сырости.

На свежем, загорелом лице Генки задорно блестели карие глаза и белые, как сахар, зубы.

А я выйду в сад зелёный,

В сад крыныченьку копать… —

лихо выводил Генка высоким, чистым голосом.

Колхозницы, на ходу повязывая косынки, выбегали на крыльцо, старые деды высовывали в окна головы с седыми, спутавшимися за ночь волосами.

– Эге-ге! Михайлов хлопец спивае!

– А, чтоб тебе, дурной хлопец! Молчи, а то детей побудишь! – кричали из-за плетней бабы. – Носит тебя по селу ни свет ни заря!

– И чего это конюх жеребца ему даёт!

К воротам бежал дед Михайло с радостной улыбкой; пальцы старика на ходу застёгивали ворот рубашки, не попадая в петли.

Копав, копав крыныченьку

Раным-рано поутру…

– Чую, чую! До дому вертаетесь! – кричал дед, подбегая к внуку.

Генка не спеша соскочил с коня и с ласковой усмешкой глянул на деда:

– А то куда ж?

Михайло хлопнул себя по коленке и заглянул в лицо внука сияющими, как светлячки, глазами:

– А что ж? Погулял бы! Дед подождёт! Правление тоже с деда не спросит, де внук гуляе, де песни спивае, – насмешливо начал он.

Генка снял с коня уздечку, осмотрел новенькие подковы и, отойдя на два шага, сказал:

– Нигде такого коня нету, как наш!..

– Эге! Нигде нету! Значит, далеконько ты побывал, – подхватил Михайло. – А я ж себе думаю: где-то мой внук пропал? И день ожидаю, и два, и три… Может, думаю, Гнедко захромал или в обратную сторону повёз. Тебя ж на МТС посылали…

Но Генка перебил его:

– Есть хочется, диду!

– Есть хочется?

Старик побежал под навес и засуетился. Генка привязал к забору коня и пошёл за дедом.

Через минуту он сидел на нарах, поджав под себя босые ноги, и рассказывал:

– Поручение дяди Степана я выполнил. В воскресенье механик тут будет… Я там людям в ремонтной помогал… Так директор Мирон Дмитриевич мне и говорит: «Оставайся на МТС, доброго тракториста из тебя сделаем».

– Ну, а ты чего?

– Как – чего?

– Чего на МТС не остался, я спрашиваю? Или люди не такие или Гнедка погано принимали? – наливая в кружку холодное молоко, лукаво допытывался дед. – Чего не остался, а?

– А того не остался, что тебе скучно, – разжёвывая крепкими зубами хлеб и прихлёбывая молоко, сказал Генка.

– Эге! Мне скучно? А тебе? – склонив набок голову и подёргивая бородку, подскочил дед. – А тебе?

– Мне тоже скучно, – засмеялся Генка и, обхватив старика за шею, притянул его к себе.

Дед неловко, боком присел на нары и замер, боясь пошевелиться.

– Вот как ты уже помрёшь, то я тебя и не побачу больше, – задумчиво сказал Генка, вытирая о плечо деда нос.

– А ну да, не побачишь! Где ж ты меня тогда побачишь? Нигде ты меня тогда не побачишь, – глядя ему в лицо сияющими глазами, усмехнулся дед.